– Что было самое страшное в начале, в 1941-м?
– Самое страшное… Беспрерывные бои. Рядом погибали мои одноклассники, семнадцатилетние ребята. Мы попали в окружение, но упорно пробивались к своим. Я был ранен в ногу, но мы с другом Сашей Сойферманом 19 дней шли ночами, прячась от немцев. Я не мог делать перевязки, шёл с трудом, но нужно было переправиться на левый берег Днепра. Мы были уверены, что там уже должна быть Красная Армия. Поплыли вместе с другом, но я потерял его там, в Днепре. И когда, выплыв, увидел двух немецких солдат, идущих по берегу, я заплакал. Заплакал не от боли, не от того, что я навсегда расстался с погибшими друзьями, что в Днепре потерял своего друга, который был мне опорой. Я заплакал от мысли: «Где моя страна?», «Где моя армия?».
– Это было сильное разочарование?
– Это был шок. А спасла меня украинская семья Фёдора и Прасковьи Григоруков из села в Полтавской области. Я обязан им жизнью. Они раздели меня, промыли раны. Поняли, что я еврей. В селе стоял немецкий гарнизон, и все, конечно, знали, что их ждёт за укрывательство евреев и коммунистов. Но они меня прятали на чердаке, а потом увезли и передавали с подводы на подводу – кажется, пять раз… Последняя подвода привезла меня в госпиталь в Полтаву. Где именно мы пересекли линию фронта, сколько времени это заняло, я не знаю, не помню…. Эти люди рисковали своей жизнью. Они – герои, таких здесь, в Израиле, называют праведниками мира.
– Вы были серьёзно ранены тогда?
– Тогда ещё нет. Я был ранен в мягкие ткани правого бедра, но 19 дней без перевязки привели к тому, что раны загноились. Они были ужасны, и в полтавском госпитале решили ногу ампутировать. Я сопротивлялся – и оказался прав… Там я пролежал пять с половиной месяцев, выписался, был на долечивании в грузинском селе. Когда узнал, что на станции стоят два бронепоезда, немедленно отправился туда и шёл пешком 13 километров. Так в 17 лет я снова добровольно пошёл в разведку 42-го отдельного дивизиона бронепоездов, был тяжело ранен в 1942 году, потом меня отправили в тыл – лечиться и учиться.
– И началась ваша история танкиста?
– Она началась уже до этого. Ведь бронепоезда – это фактически были танки на железнодорожных колёсах, и танковая башня – та же самая.
– Меня поразило в ваших воспоминаниях то, что в армии вы часто голодали. Почему?
– Ну, это обычно, это война… В таком же положении были, кстати, и немцы. Одна встреча с пленным мне особенно запомнилась. Пехотинцы привели ко мне пленного немца, потому что я знал немецкий и мог на нём разговаривать. Но ему не нужен был мой ломаный немецкий. Он знал русский, он был студентом Венского университета, командиром танкового батальона в эсэсовской дивизии. Дело было 13 июля 1944 года…
