Он ушел.
Я съел пшенную кашу с мясом, чуть теплую. Все-таки это не очень удобно — возить еду из поселка. И в чем они ее возят? В термосах, что ли? На моем участке, конечно, тоже столовой нет. Что-нибудь надо будет придумать…
Позавтракав, я вышел на площадку. Здесь по-прежнему было пустынно. Из барака доносились всхлипывания гармошки. На крыльце барака стоял босой человек и чистил сапоги, поплевывая на голенища.
Делать было решительно нечего. Предстояло снова томиться ожиданием. Вернувшись в комнату, я стал разглядывать фотографии над кроватью Крамова.
На одной из них был изображен Николай Николаевич в военной форме с майорскими погонами. Он сидел на пеньке на опушке леса, уперев одну руку в бок, другую положив на колено.
На следующей карточке я увидел офицеров, выстроившихся на той же опушке. На первом плане Николай Николаевич принимал что-то из рук генерала — должно быть, орден.
На третьей карточке был снят какой-то человек, полный и лысый. Весь левый угол фотографии был занят размашистой надписью, похожей на резолюцию. Я прочитал: «Николаю Николаевичу Крамову от…» Подпись была неразборчива, и последний ее росчерк упирался прямо в нос лысого человека.
Случайно я увидел себя в зеркале, висящем рядом с фотографиями, и вдруг подумал:
«Каким же мальчишкой выгляжу я рядом с Николаем Николаевичем!»
Зеркало висело под углом, и, отойдя, я видел себя всего: долговязый, чуть припухлые губы и розовое лицо. Я попробовал поджать губы и нахмурить брови, но лицо мое стало каким-то непропорциональным, что-то в нем оставалось моим, а что-то появилось чужое.
Я решил бриться не чаще раза в неделю, чтобы казаться хоть немного мужественнее…
Вскоре приехал Николай Николаевич.
— Встал? Завтракал? — спросил он, сразу наполняя комнату атмосферой веселой, дружеской приветливости.
— Спасибо, все в порядке, — ответил я. — Теперь только одна просьба — помогите добраться до моего участка.
— На твоем участке сегодня делать нечего! — категорически сказал Крамов. — Я только что видел Фалалеева и договорился с ним, что отправлю тебя завтра. И Фалалеев туда подъедет. К девяти. А сегодня побудешь у меня.
— Но, Николай Николаевич…
— Тебе что, у меня не нравится? — шутливо спросил Крамов, поднимая брови и широко раскрывая свои синие глаза.
— Что вы! — горячо воскликнул я: мысль, что он хоть в шутку мог обидеться, встревожила меня. — Вы так меня встретили… И мне все так нравится… Только я места себе не нахожу…
— Это почему же? — он достал из кармана трубку и зажал ее в зубах.
