— Ну, нет у меня цемента, — упрямо сказал Кондаков, входя в мою комнату и опускаясь на стул, на котором обычно сидел я. — Что, я тебе десять раз повторять должен? Нет, понимаешь?!
— Есть, — негромко возразил я.
— Ты снова за свое? — предостерегающе произнес Кондаков и нахмурил свои мохнатые брови.
Я промолчал. Я не мог сказать Кондакову ничего нового. Все мои аргументы, все требования я уже выкладывал ему не раз. Повторять было бесполезно.
Да, цемента не хватало. Мы недополучали его по многим причинам. Цемент был нужен для жилищного строительства, которое начинало развертываться в области. Цемент был также нужен для большого здания дирекции комбината, которое в течение трех лет никак не могли достроить. Любой намек на то, что с завершением здания можно было бы повременить, воспринимался Кондаковым как личное оскорбление.
Я понимал, что, даже если перестать строить дом для дирекции, цемента нам все равно не хватит. И все же от сознания, что «мой цемент» расходуется «не по назначению», я места себе не находил.
Однако сейчас я старался держать себя в руках. Если я хочу хоть чего-нибудь добиться от Кондакова, то лучше не касаться вопроса об его управленческом здании. Я уже проверил это, и не однажды.
— Что же все-таки будет с туннелем? — спросил я.
— Ты помнишь, Арефьев, дела давно минувших дней, — хитро прищуриваясь, сказал Кондаков, — помнишь, когда еще начальником участка был, как ты нам насчет, жилых домов печенки проедал? Я тебе говорил: а туннель? План давай, проходку давай! А ты мне что в ответ?
— Это было совсем другое дело!. Тогда речь шла о домах для наших рабочих.
— А другие рабочие тебя не касаются? То, что в области для них дома строят, это тебя не трогает?
— Но у меня же туннель, план!
— И я, помнишь, тогда говорил: у меня же план, смета!.. А ты — в обком. Помнишь?
— Я и сейчас готов ехать в обком! — воскликнул я.
— С чем? С предложением сократить жилищное строительство в области и отдать цемент тебе?
У меня были и еще кое-какие мысли на этот счет. Можно было бы поговорить, так сказать, пошире. Например, об отношении Кондакова к строительству туннеля…
Но я промолчал. Сейчас у меня была одна цель: вырвать у Кондакова хоть немного цемента, — и ссориться было явно ни к чему.
Расчет оказался верным. Мое молчание директор истолковал как покорность, а покорность начальству он очень ценил.
Кондаков медленно поднялся.
— Ладно, так и быть, вагон цемента я тебе подброшу, но больше не проси. Все. Вечерком заходи, сгоняем в «козла».
