В воскресный день вечером я зашел к Светлане. Но комната ее была заперта. На участке ее тоже не было.
Начиналась метель, одна из тех жестоких метелей, которые предшествуют здесь наступлению весны.
Было уже поздно, когда в мою комнату зашел Агафонов.
— Забыл передать, — сказал он. — Светлана Алексеевна просила сказать, что сегодня на участке не будет. — И добавил уже от себя: — Наверно, в поселок за покупками поехала…
Почему-то это сообщение встревожило меня.
— Останься, Агафоныч, посиди немного, — попросил я.
Агафонов молча снял полушубок и присел у стола.
— Я беспокоюсь, не застала ли Одинцову метель на дороге, — сказал я.
— А что с ней случится? — спокойно ответил Агафонов. — На крайний случай переночует в поселке, в комбинатской гостинице.
Я ничего не ответил. Ветер за стеной завывал все сильнее.
— Федор Иванович, — не глядя на Агафонова, сказал я, — у Крамова сегодня день рождения. Он и меня приглашал.
— Правильно сделал, что не пошел, — сказал Агафонов. — Он теперь овечью шкуру надел, а зуб на тебя по-прежнему имеет.
Я стал бродить от стены к стене.
— Кажется, дверь хлопнула?! — воскликнул я, останавливаясь.
Нет, это ветер.
— Не поедет она в метель такую, заночует, — как бы про себя проговорил Агафонов.
Я повернулся, подошел к столу и сел против Федора Ивановича.
— Поговорим о чем-нибудь, Агафоныч, если не торопишься. Спать не хочется, и одному быть не хочется. Поговорим?
— Что ж, поговорим.
Мы помолчали.
— О чем же говорить будем? — спросил Агафонов. — О проходке?
— Шутишь, Агафоныч, — угрюмо сказал я, — Давай лучше поговорим о жизни…
— Жизнь — штука большая. С одного раза ее не укусишь.
— Да, ты прав, Агафоныч. Вот по годам я еще молодой, а и для меня открылся новый мир. В этом мире я родился и вырос, и все-таки он сейчас для меня другой, новый… В чем труднее, больше плохих людей, чем я думал раньше, но зато и хорошие хороши не отвлеченно, а так хороши, как я и представить себе раньше не мог. Здесь больше горестей, но зато и радости настоящие. Вот сейчас, Агафоныч, мне горько, плохо мне…
— Со Светланой не ладится? — вдруг спросил Ага фонов.
— Она у Крамова! — внезапно вырвалось у меня.
Агафонов медленно поднялся.
— Она у Крамова, — повторил я, — и я не могу, не имею права, не хочу ее там оставить.
Я бросился к вешалке и сорвал полушубок.
— Повесь! — сурово приказал Агафонов. — Ты что, в уме? Куда ты пойдешь в метель?
— Я пойду, Агафонов! — крикнул я, — Мне наплевать на все на Крамова, на гордость! Я не имею права оставить ее там! Я люблю ее, понимаешь, люблю!
