— Мы прошли очень много, метров пять, не меньше. Отдохнем и опять будем копать.
Она не ответила. Я слышал ее тяжелое дыхание. Ни у кого не было сил говорить.
Внезапно послышался треск ломающегося дерева и резкий шум осыпающейся породы.
Мы инстинктивно прижались к стенам. Шум прекратился.
— Что это? — слабым голосом спросила Светлана.
Трифонов встал. В темноте были слышны его удаляющиеся шаркающие шаги. Вернувшись, он прошептал мне на ухо:
— Все завалило. Подпорки не выдержали.
Я торопливо сжал руку Трифонову: «Тише!» Только бы не услышали люди!
Я с трудом поднялся и двинулся к месту обвала. В прошлый раз от забоя до завала было шагов тридцать пять. Теперь я не прошел и тридцати, как мои вытянутые вперед руки уткнулись в стену. Новый обвал не только уничтожил все результаты нашей недавней мучительной работы обвалилась и ближняя часть породы, которую я считал твердой и устойчивой. Стена, отделявшая нас от внешнего мира, увеличилась еще на несколько метров.
Меня охватило отчаяние. Я шарил по стене, раня руки об острые уступы породы. Обшарил ее всю, сверху донизу, вдоль и поперек, с тайной надеждой, что стена не сплошная. В другое время эта надежда показалась бы мне нелепой. Потом я прижал к породе ухо. Но ни звука не донеслось с той стороны, только ручеек журчал где-то в темноте.
Я поплелся назад, шел наобум, натыкался на стены, царапал лицо, руки…
Шел и думал только об одном: как сказать людям о новой катастрофе? На полпути услышал хлюпанье шагов и звон волочащихся по земле лопат и ломов.
«Они идут, ничего не подозревая, — подумал я. — Дойдут до стены и узнают то, что знаю я. Они лишатся последних сил… Что делать?»
Меня знобило. Я дрожал от удушья, сырости, усталости, от сознания новой катастрофы.
— Товарищи, не ходите, отдыхайте, — прохрипел я, столкнувшись с рабочими.
— Ладно, Андрей, — донесся до меня сдавленный голос Трифонова, — люди уже знают, правду не скроешь…
— Так куда же вы идете?
— Работать. Мы не крысы, чтобы подыхать без борьбы. Пробиваться будем. И с той стороны копают, врешь, копают! Не бывало такого, чтобы свои своим не помогли! — точно с угрозой и вызовом кому-то произнес он.
Я стал дышать свободнее. Уверенность людей в том, что они «пробьются», в том, что никогда не оставят их без помощи, передалась и мне.
Именно в эту минуту ощутил я, как прекрасна жизнь там, на земле, и как невозможна, нелепа мысль о том, что ее придется потерять.
— Все здесь? — спросил я.
— Все, — ответил Трифонов. — Только Светлана Алексеевна осталась. Трудно ей…
