Только не упасть духом, не растеряться, не показать людям, как я волнуюсь!.. С большим трудом мне удалось взять себя в руки.
— Товарищи, — сказал я, — придется ждать. Надо экономить силы. Может быть, отдохнув, мы сможем продолжать работу. Я уж не говорю, что за это время нас, возможно, откопают. А пока будем отдыхать… Старайтесь меньше разговаривать и двигаться.
Снова наступила тишина. Только сжатый воздух шипел где-то по-прежнему. Но вдруг и шипение прекратилось.
— Что это?! — тревожно воскликнула Светлана. — Вы слышите? Еще обвал… Он перебил и этот шланг…
— Нет, — громко сказал я, — это снаружи выключили компрессор, хотят как-нибудь дать знать, что о нас помнят.
Я оказался прав. Через минуту шипение послышалось снова и потом несколько раз прекращалось и возобновлялось через ровные промежутки.
Я сидел с Трифоновым вплотную, касаясь его тела. И это ощущение близости с Павлом Харитоновичем помогало мне сохранять хотя бы внешнее спокойствие.
— Послушай, — тихо проговорил Трифонов, — что это за история с пьянкой, о которой заявил Крамов?
Вопрос его был столь неожиданным в этой обстановке, что я вздрогнул. После собрания прошли сутки, и мы провели их в напряженном труде, в тревоге. Не было времени поговорить обо всем, что произошло на собрании.
Задай мне этот вопрос Трифонов там, на воле, мне стало бы стыдно. Но теперь его слова даже обрадовали меня — они возвращали к естественной, обычной жизни.
Я вполголоса рассказал ему, как попал в «шайбу» и как оказался у Крамова.
— Почему ж ты не объяснил это на собрании? — спросил Трифонов.
Я пожал плечами.
— Как? Что я мог объяснить? Ведь факт то имел место?
— Вот что, — сказал Павел Харитонович, поезжай завтра в обком к Баулину. Он тебя хорошо помнит. Расскажи о всех своих сомнениях насчет этого Крамова.
— Завтра?! — воскликнула вдруг Светлана и повторила с горькой усмешкой: — Завтра?!
— Ну, послезавтра, — спокойно ответил Трифонов.
Дышать становилось все труднее. В висках стучало, появился звон в ушах. Мне ничего не хотелось — ни говорить, ни двигаться. Губы мои пересохли. С большим трудом я повернулся и прикоснулся лбом к холодной и влажной стене штольни. И в этот момент услышал срывающийся шепот Светланы:
— Андрей, мне плохо…
— Светлана, милая, потерпи, — также шепотом ответил я. — Скоро нас обязательно откопают…
— Может быть… но мы уже будем мертвы.
— Тш-ш!.. Не смей так говорить, — чуть повышая голос, сказал я. — Как тебе не стыдно! Я уверен, с той стороны прошли уже не меньше половины завала.
