И Агафонов, разведя своими длинными руками, разом опустил их, точно бросил.
— Товарищи, — покрывая смех в зале, своим глухим сильным голосом закричал Фалалеев, — не пора ли все же кончать? Мы все понимаем: Агафонов — человек рабочий, выступать не привык, мы пошли ему навстречу, не прерывали… Но ведь у нас открытое партийное собрание, товарищ Агафонов, а ты нам какие-то пьяные байки рассказываешь!
— А у вас, товарищ начальник, — внезапно резко и даже грубо ответил Агафонов, — вся жизнь, видать, трезвонькая проходит? Херувимская?
Люди, не переставая смеяться, громко захлопали в ладоши.
— Нет, хоть я и беспартийный, а не позволю себе занимать собрание тем, что к делу не относится, — сказал Агафонов, когда зал немного успокоился. — А хочу я вам поведать, о чем только мне, старому своему знакомому, рассказал Дронов, да и то лишь после двухсот граммов.
О Крамове он говорил, скрывать не буду. Как жилы тянет из рабочего класса… «А только, говорит, приказал он тебя до штольни не допускать. Чтобы не унюхал там чего».
Внезапно Фалалеев ударил кулаком по столу.
— И требую, наконец, прекратить эту клевету, этот поклеп на советских рабочих! Сначала Арефьев, теперь Агафонов… Дело уже не в Крамове. Дело в том, что вы клевещете на советскую власть! Хотите уверить, что можно безнаказанно под носом партийной и профсоюзной организации эксплуатировать рабочих!
Он замолчал, тяжело отдуваясь.
И вот в тот же момент с Агафоновым произошла внезапная и страшная перемена. Глаза его налились кровью, руки сжались в кулаки. Он медленно, точно ничего не видя перед собой, пошел к столу президиума.
— Агафонов, товарищ Агафонов, — что вы! — испуганно заговорил Сизов, колотя стеклянной пробкой от графина по столу.
Фалалеев стал медленно клониться к спинке стула; казалось, сейчас он опрокинется вместе со стулом.
Подойдя к столу, Агафонов несколько мгновений глядел в упор на начальника, потом обернулся к собранию и тихо, постепенно возвышая голос, сказал:
— Вот этими руками я душил врагов Советского государства во время войны. А он мне такое… Я шестой десяток по земле хожу, разных видал людей! Видал шкурников с партбилетом в кармане, видал героев, что вражеский пулемет грудью заслоняли, видал болтунов и хапуг, видал и тех, кто за советскую власть кровь сердца своего отдавали… Видел я, знаю! В каком-нибудь колхозе, скажем, гниль завелась, люди впроголодь живут, а умники говорят: молчи, не критикуй, это, мол, поклеп на все колхозы! Начальник зарвался, заелся, на рабочих плюет, ему главное — что наверху скажут, а низы — шут с ними! Но не тронь — подрываешь единоначалие! Знаем мы таких: себя с советской властью равняют, свои безобразия основами прикрывают! А я если перед партией слово взял, то не для холуйства, вот что!
