— Разве от меня тут что-то зависит? — спросила неуверенно, стыдясь обсуждать столь щекотливый вопрос с малознакомым человеком.
— Кто знает… Зарождение новой жизни всегда было и остается загадкой для нас, смертных. Но так или иначе, чтобы зачать ребенка, нужны двое, и, возможно, желание женщины в этом деле столь же важно, сколь старания мужчины.
— Так откуда ему взяться, если муж не дает мне ни капли… свободы…
О ласке и нежности я даже заикнуться не посмела. На это раан-хар, кажется, вообще не способен… Но если бы он хотя бы раз позволил повернуться лицом, я бы уже была рада. Может, хотя бы почувствовала себя человеком, а не бесправной куклой. Одной из многих, что, если сломается, всегда можно заменить на новую.
— А ты не жди позволения! — вдруг выдала собеседница, и я изумленно вскинулась. — Удиви его. Прояви немного инициативы. Обычно такие вещи сбивают Лаара ор Гронта с толку. Он привык все контролировать. Решать все и за всех сразу. Одним словом, мужчина! — Кьяра хмыкнула. — Так покажи ему, что тоже на что-то способна! Что у тебя есть свои мысли и идеи. Желания…
Я чуть смутилась, уловив в словах женщины явный подтекст. Ведь если учесть, что мы с Лааром видимся лишь по ночам, проявлять инициативу мне придется… в постели? Ох!
Кьяра, кажется, заметила мое смущение и развивать щекотливую тему не стала. Подвинула ко мне корзиночку со сладостями.
— Угощайся.
Я благодарно улыбнулась и потянулась к лакомствам — чего тут только не было: засахаренные финики, орешки в медовом сиропе и полупрозрачные кубики рахат-лукума. Я взяла с блюда кусочек и уже поднесла ко рту. Но вдруг поняла, что ничего не хочу. Вокруг витал какой-то странный, еле уловимый запах, отбивающий аппетит.
Я принюхалась, силясь понять, что это. И наконец поняла: здесь остро пахло медикаментами — аптечным спиртом, опием и терпкими горькими травами, из каких делают лечебные мази. И аромат этот исходил не иначе как от моей собеседницы — в открытой и проветриваемой со всех сторон беседке ему больше неоткуда было взяться.
А еще до меня донесся еле уловимый запах тлена, не ассоциирующийся не с чем иным, как со смертью. Он витал повсюду. Сама не знаю, как я сразу его не ощутила… Видимо, переволновалась. Зато теперь не могла от него отделаться. Стало не по себе — инстинктивно хотелось отшатнуться от женщины, словно от чумной. Заразной. На шее выступил липкий пот, и я, с трудом усидев на месте, сунула кусочек рахат-лукума в рот. Прожевала, молясь, чтобы меня вдруг не стошнило.
