Яд в его крови | страница 64
Не тратя времени на пустые сомнения, начала споро собираться. Первым делом сгребла в сумку драгоценности — будет чем расплатиться за путешествие на ладье, да и вдруг понадобится купить что-то в городе. Затем переоделась. Натянула свободные шаровары, затягивающиеся снизу, и тунику, самую короткую, что нашла в своем гардеробе, — удобство сейчас было превыше всего. На волосы лег широкий палантин неброского оттенка. Я обмотала ткань вокруг шеи и головы, пытаясь как можно лучше скрыть лицо. В Гарраде меня, конечно, никто не знает, но не исключено, что стражи раан-хара кинутся в погоню.
Посмотрела в большое стенное зеркало, окидывая себя придирчивым взглядом, — и чуть не застонала с досады! Сапфир брачной метки блестел слишком ярко, привлекая внимание. И только дурак не оценит стоимость подобного украшения. По одной этой метке во мне узнают жену влиятельного господина. А при том, что в городе я буду одна, без сопровождения, это сразу вызовет подозрение местных жителей и городских стражей. Да и на ладью меня вряд ли посадят без дозволения мужа.
Всеблагой Ошур, что же мне теперь делать?
Выход нашелся только один — избавиться от брачной метки.
Я заколебалась — не рассчитывала, что придется идти на столь кардинальные меры. Да и страшно было — понимала, что резать придется по живому. Но отступить — означало смириться со своей участью. Навсегда остаться в этом дворце и терпеть потребительское отношение мужа. А к этому я точно была не готова. И раз уж решилась на побег, то и на остальное надо решаться.
В купальне имелось тонкое бритвенное лезвие, каким служанки удаляли лишние волосы на моем теле. Лезвие это было достаточно острым, чтобы прорезать кожу. Я приготовила мокрое холодное полотенце и устроилась у небольшого круглого зеркала, над умывальней.
Первый надрез дался почти легко. Лоб обожгло острой болью, и вниз по переносице потекла алая струйка крови. Я с силой сжала зубы, стараясь не застонать. В итоге из горла вырвалось лишь болезненное шипение. Дальше было только хуже. Камень сидел словно влитой, золотыми лапками оправы впиваясь в плоть. Но отступать было некуда. И, превозмогая боль, я потихоньку отковыривала метку. Кровь текла уже по носу, скатывалась по губам и, если бы я не заправила за ворот полотенце, закапала бы и одежду. А по щекам градом катились слезы. Застилали глаза, мешая нормально видеть. И приходилось смахивать влагу, размазывая по лицу кровь.
Наконец блестящий камень размером с семечку подсолнуха с громким звоном упал в умывальную чашу, а я склонилась над ней, с трудом переводя дыхание. Не верилось, что все вышло. Вот только впереди меня ждало еще одно испытание: не могу же я пуститься в бега с раной на лбу — придется ее обработать, а лучше зашить. И хоть в моих покоях без труда нашлись нитки с иголками, дело это оказалось нелегким. Шов вышел кривым и безобразным. И я чуть было не пожалела о содеянном. Но почти сразу заставила себя вспомнить о том, что уже далеко не девица, и даже если получится вернуться в родной Туэнг, ни одному мужчине там я не буду нужна. Значит, и об испорченной красоте нечего горевать…