О, юность моя! | страница 26



Алим-бей продолжал изрекать:

— Все партии хотят изменить образ правления. Ну и черт с ними. Нам какое дело? Но большевикам этого мало! У них лозунг: «Нижние наверх!» Это значит, что Бредихины должны жить в нашей вилле, а мы, Булатовы, в их избушке.

Голос Алим-бея становился все глуше.

— А вы думаете, у вас в Евпатории нет большевиков? Еще сколько! Они, как крысы, живут в подполье… Но действуют! Эта забастовка на электроста… Чья работа, а? Вот то-то. Понимать надо! Но ничего… Полковник Выгран — молодец: он вызвал наш эскадрон и сказал: «Есть закон жизни: если человека пустить в расход, то он уже больше не существу…»

Дальше ничего нельзя было разобрать, и Бредихины пошли к себе.

— А зачем мне переезжать в ихнюю дачу? — задумчиво сказал Петропалыч. — Да я там от одной чистоты подохну.

* * *

Утром из окон виллы раздался страшный крик Алим-бея, переходящий в рев.

— Леська! — орал он истошным голосом.

Елисей вышел во двор. Дед и бабушка прильнули к окошку и замерли: Алим-бей, снова основательно клюкнув, направился к Леське. Он был в красных штанах со спущенными подтяжками, в сапогах со шпорами и в распахнутой нижней сорочке.

— Ты… Ты посмел коснуться… моей сестры?

Он подошел вплотную. Его молодое, но уже порочное лицо в эту минуту окончательно озверело.

— Большевик! — завизжал он и, широко размахнувшись, ударил Леську кулаком в лицо. У Леськи дернулась голова, он пошатнулся, но устоял на ногах и только зажал нос ладонью.

Но тут дедушка, сорвав со стены берданку, заряженную солью, вымахнул из хаты. Увидев искаженное лицо старика и сообразив, что тот не шутит, корнет рысцой пустился наутек. Дед приложился к ружью и пальнул. Алим-бей завопил, схватился обеими руками за поясницу и теперь уже галопом поскакал восвояси.

— Почему ты не дал ему в морду? — разъяренно захрипел рыбак. Он готов был сейчас растерзать Леську.

— Не мог.

— Почему? По-че-му?

— Потому что он прав.

Через час Гульнара прибежала к бредихинской хате и вызвала Леську.

— Ой, как у тебя распух нос! Миленький… Тебе, наверное, больно?

— Неважно. Зачем пришла?

— Будьте осторожны: наши что-то затевают. Ой, как распух…

— В суд подадут на деда?

— Нет. Хотели, но раздумали. Ведь надо тогда рассказать, что Петропалыч выстрелил Алимке в неприличное место, а для офицера это позор: Алимке придется из полка уйти.

— Но если не суд, то что же еще?

— Не знаю, не знаю. От меня теперь все скрывают.

Они помолчали.

— Это правда, что тебя отправляют в деревню?