Я поднялся, положил оба кинжала и револьвер на землю, повесил ружье и штуцер на седло. Потом снова сел.
Эти люди наверняка не знали, сколько у меня с собой всякого оружия, я мог спокойно припрятать револьвер под одеждой, но мне хотелось быть честным, чтобы с их стороны ожидать такое же отношение.
Я насчитал одиннадцать мужчин. Тот, с которым я говорил, вернулся к своим и переговорил с ними. Потом спешился, снял ружье, нож и кинжал и пешком пошел ко мне. Это был пятидесятилетний стройный мужчина приятной наружности. Его черные глаза горели ненавистью, но он сел безмолвно передо мной.
Я молчал, и ему пришлось начать беседу со слов:
— Чего ты от нас хочешь?
— Я хочу с тобой говорить.
— Так говори!
— Я не могу.
— Аллах! Почему?
Я показал назад.
— Посмотри, у меня с собой было много оружия, и я отложил его, то же должен был сделать ты. Ты ведь обещал оставить свое. С каких пор беббе стали лжецами?
— Я — лжец?!
— А как расценить дубинку под твоей накидкой? — И я указал на заметно выпирающую из-под одеяния рукоятку.
Он заметно смутился, залез под накидку и отбросил оружие подальше.
— Я забыл о ней, — признался он, как мне показалось, искренне.
Это убедило меня в том, что вероломства мне от него ждать не надо. Он мне не доверял, опасался меня и допускал непредвиденную ситуацию.
Я начал:
— Так пусть будет между нами мир хотя бы до тех пор, пока наши переговоры не закончатся. Обещаешь мне это?
— Да, обещаю.
— Тогда дай мне руку!
— Вот она.
— Почему вы нас преследуете? — спросил я затем.
Он удивленно взглянул мне в лицо.
— Ты что, глупец? — вскричал он. — Вы ограбили нас, вы пришли как враги на наши границы, а ты еще спрашиваешь, за что мы вас преследуем?
— Мы пришли не как разбойники, не тем более как ваши враги.
Он еще больше удивился.
— Разве нет? Аллах-иль-Аллах! И взяли при этом наш скот и наши палатки со всем, что в них было!
— Ты ошибаешься! Это не мы, а беджат!
— А вы и есть беджат!
— Нет, мы пятеро мирные люди. Один из них и я — воины из далекого Франкистана, третий — мой слуга, араб, родившийся по ту сторону Мекки, а еще двое — бениарабы, уроженцы западных земель, которые не числятся у вас в недругах.
— Ты говоришь, чтобы сбить меня с толку. Так тебе не удастся одурачить нас. Вы — беджат!
Я сорвал бурнус и отвернул белый рукав моей куртки, затем отогнул и нижнюю рубашку.
— Такие руки у арабов, беджат или курдов? — спросил я.
— Он белый, — ответил он. — А все тело тоже такое?
— Конечно. Умеешь читать?
