— Нужны деньги?
— Да, — просто ответил я.
— Well! Вы получите их! Это для вас?
— Нет. Я надеюсь, что вам не придется узнать меня с этой стороны.
— Да, сэр! Тогда для кого?
— Для мутеселлима.
— A-a! Почему? Для чего?
— Этот человек очень беден. Султан уже одиннадцать месяцев не платит ему жалованье. И по этой причине он применял известную систему всех турецких чиновников и порядочно высосал соков из местного населения. Теперь ни у кого ничего нет, и никто не может, следовательно, ему дать в долг. Поэтому мой визит создал неловкую ситуацию. Он должен меня хлебосольно принять, но не обладает для этого нужными средствами. Поэтому он одолжил барана и всякое прочее и спрашивал меня тайком, не достаточно ли я богат, чтобы одолжить ему пятьсот пиастров. Конечно, это сделано чисто по-турецки, и на возврат не надо надеяться. Но поскольку нам важно заполучить в его лице союзника, я решил…
Он прервал меня жестом.
— Хорошо! Дадим ему банкноту в сотню фунтов!
— Этого слишком много, сэр! Это по курсу Константинополя составляло бы одиннадцать тысяч пиастров. Я хочу ему дать лишь пятьсот и вас прошу добавить столько же. Он остался бы этим доволен.
— Тысяча пиастров! Слишком мало! Подарил же я арабским шейхам шелковое платье! Хотелось бы его видеть. Пойдем вместе, я все заплачу.
— Мне это подходит.
— Тогда поставим в известность агу!
— А что мы будем делать?
— По дороге купим подарок, вложим деньги.
— Но не слишком много, сэр!
— Сколько? Пять тысяч пиастров?
— Пять тысяч — больше чем достаточно!
— Well! Значит, пять тысяч! Есть!
Я вернулся к Селиму-аге.
— Скажи коменданту, что я приду с одним из моих спутников.
— Когда?
— Скоро.
— Твое имя он уже знает. Какое еще имя я должен сообщить?
— Хаджи Линдсей-бей.
— Хорошо! А пиастры, эмир?
— Мы просим разрешения преподнести ему подарок.
— Тогда и он должен вам что-то подарить!
— Мы не бедны. У нас есть все, что нам нужно, и мы только порадуемся, если он нам ничего, кроме своей дружбы, не подарит. Скажи ему так!
Он ушел, утешенный и удовлетворенный.
Уже через пять минут мы с англичанином молча взирали на мир с лошадей; я строго-настрого запретил мистеру Линдсею произносить хотя бы слово. Халеф и болюк последовали за нами. Курда, как водится, мы уже отправили вместе с взятым в долг одеянием и множеством приветов в Спандаре. Мы проехались по базарам, купив расшитую материю к праздничному платью и симпатичный кошелек, куда англичанин положил двадцать золотых меджиди, каждая по сто пиастров. В таких случаях мой добрый мистер Линдсей никогда не скупился, это я уже узнал на опыте.
