Путешествие дилетантки | страница 70



К тому времени Борис Леонидович считал себя уже старым человеком. Ему было 56 лет. 34-летняя, красивая, обожествлявшая его Ольга вернула ему молодость и пряный вкус жизни. Вскоре об их отношениях узнала Зинаида Николаевна и, конечно, была взбешена. Один раз она даже приехала к Ивинской и заявила ей:

– Я давно его не люблю. Но семью разрушать не позволю!

Она была, в отличие от Ольги, очень практичной и властной женщиной. И Пастернак, не смея нарушать семейный уклад, по-прежнему всегда ночевал дома. Если у большинства любовников рано или поздно случается первая ночь, то у Пастернака с Ивинской случился первый день, в ее комнате на Потаповском, когда мама и дети уехали куда-то до вечера. Вскоре вся редакция «Нового мира» была в курсе их отношений. Некоторые сотрудники позволяли себе отвязные шуточки:

– Интересно, чем кончится ваша интрижка с Пастернаком?

Узнав об этом, Борис Леонидович настоял, чтобы Ольга ушла из «Нового мира».

– Люся, я так решил, всю заботу о твоей семье я беру на себя.

Поразительный человек! Такие мужчины в нынешние времена не водятся даже в «красной книге». Он всю жизнь зарабатывал литературным трудом, никогда не был советским миллионером. И при этом полностью содержал три семьи. Первая жена Евгения с их сыном Женей и домработницей, вторая жена Зинаида с их сыном Леней, двумя сыновьями от Нейгауза (и домработницей) и Ольга Ивинская с матерью и двумя детьми жили на деньги, которые зарабатывал Пастернак. При этом он помогал репрессированным Ариадне Эфрон (дочери Марины Цветаевой) и Асе Цветаевой (сестре Марины), Анне Ахматовой и многим другим людям, нуждающимся в помощи. И никогда не ждал, чтобы они попросили его о чем-то. Среди этих людей были и близкие друзья, и дальние приятели, и незнакомцы, находящиеся в лагерях и ссылках.

Между тем, наступил страшный 1949-й год. Как сказали бы сейчас труженики бульварного пера, это был ремейк 37-го. Выжившие в предыдущей мясорубке «враги народа» получали новые срока. Ни в чем не повинных людей пытали, отправляли в лагеря и (начиная с 50-го года) расстреливали. Сталинская паранойя после непродолжительной ремиссии перешла в острую стадию. Вспомнили и о том, кого генсек назвал когда-то «нэбожителем». Пастернак опять ждал ареста. Но в октябре 49-го, в годовщину их знакомства, арестовали Ивинскую. В тот день они встретились и долго не могли расстаться. Потом Пастернак уехал, а вечером в дом к Ольге ворвались блюстители закона, вернее, беззакония. После долгого обыска, длившегося до глубокой ночи, ее увезли на Лубянку. Там начался ад: ночные допросы, пытки бессонницей и неизвестностью. Она не знала, где ее дети, что с Пастернаком, на свободе ли он или в соседней камере. Через несколько недель врачи сообщили, что Ольга беременна. Режим для нее слегка смягчили, то есть после ночных измывательств разрешили спать до обеда. Уже на большом сроке беременности ее вызвали на допрос и заявили, что поведут на свидание с Пастернаком. После долгого пути по страшным лестницам и подвалам Ивинскую впихнули в какое-то ледяное помещение и захлопнули дверь. «Неужели он здесь?» – в ужасе подумала Ольга и увидела столы, на которых лежали трупы. Она поняла, что находится в морге и, теряя сознание, опустилась на мокрый ледяной пол. Через несколько часов за ней пришли, гнусно ухмыляясь, заявили, что произошла ошибка, и повели в камеру. В тот же день у нее был выкидыш…