– Леша, что с тобой? Почему ты так орешь?! Тебе что-то приснилось?
– Я вообще не спал! Ты всю жизнь себя ведешь, как будто тебе 15 лет. Но мне-то не 17, ни в душе, ни по паспорту! Я слишком стар для тебя.
– А я думала, в твоем паспортном и душевном возрасте как раз предпочитают несовершеннолетних любовниц…
– Мне сейчас не до шуток! Ты же, блин, – поэтесса, твоя энергетика бьет меня по самым чувствительным местам. А я должен выспаться! У меня очень тяжелая работа!
– Поэтому ты хочешь выгнать меня среди ночи на улицу, я правильно поняла?
– Не на улицу, а в твой собственный номер, и не выгнать, а по-человечески попросить на несколько часов разойтись.
– Так не просят!
– Тебе не отвратительны эти вечные супружеские выяснения отношений, которыми заканчивается любая наша встреча?
– Мне отвратителен ты. Потому что с тобой холодно и страшно, как в объятиях белого медведя на Северном Полюсе.
– Со мной холодно?! Да я даю тепло миллионам людей!
– У тебя мания величия, бедный Лаврентий Палыч! Все, я ухожу, и на этот раз навсегда. Где мои вещи, черт возьми?!
– На, забирай, и сережки свои не забудь! Неужели ты сейчас оставишь меня одного в таком состоянии?
– Но ты же сам этого хотел!
– Я просто хотел выспаться и по-товарищески попросил тебя…
– Я тебе не товарищ!
– Посмотри на меня, я старый больной человек, меня девушки не любят.
– Привет Ильфу и Петрову. Я пошла.
И, оглушительно хлопнув дверью, я покинула апартаменты Лаврентия Палыча.
Через пару часов в мой номер ворвался Леша. Он произносил что-то невразумительное, но уже почти человеческое.
– Это была самая ужасная ночь в моей жизни! Ты помнишь, что ты мне наговорила? Но ведь у нас с тобой все гораздо лучше, чем ты думаешь!
Я никогда не могла привыкнуть к его метаморфозам. Ему всегда удавалось одним словом, взглядом, жестом утихомирить меня и одарить несбыточной надеждой на то, что у нас действительно все гораздо лучше, чем я думаю. Я просто еще любила его тогда и не знала, что запасы моей неисчерпаемой любви почти на исходе.
Я шаг над пропастью ступила
И вспомнила: как я летала!
Постой, когда же это было?
И, боже мой, что с нами стало?
О, как мешает это знанье
Всех уголков души и плоти!
Как велика тоска по тайне,
Когда общенье на излете!
Я думала: как мы похожи
По частоте биений сердца,
По крепости тончайшей кожи,
По примеси горчайшей перца!
Но так растянута пружина,
Что потеряла вид упругий.
Пуста бутылочка без джинна,
Без журавля бессильны руки!
Мои слова на многих лицах,
