Вот с таким багажом и трехлетней дочерью впридачу я вздумала спустя несколько лет покорить Москву. Если у кого-то этот город ограничивается пределами Садового кольца, то для меня он сконцентрировался на Тверском бульваре, в стенах Литинститута. И эту крепость я взяла. Мне было уже за 20, как и почти всем моим однокурсникам. Нас, писателей, предпочитали принимать в профильное учебное заведение при условии наличия богатого жизненного опыта. Если в этот опыт вписывались тюрьмы и психушки, приемную комиссию такие тернии в судьбах прошедших творческий конкурс абитуриентов только приятно возбуждали. Вследствие чего в общежитии на улице страдальца Добролюбова процветали поножовщина, суициды и тотальный разврат. По коридору гонялись друг за другом не первой свежести литераторы, выясняя при помощи кровопускания, кто из них главный поэт России. Кто-то методично прыгал с седьмого этажа, кто-то на спиритических сеансах выяснял у обитателей астрала время выхода своей первой книги, ну а некоторые милые дамы фанатично совокуплялись с многонациональным контингентом общежития, желая таким образом родить гения и прославиться в веках.
Наблюдая изнутри бытовую извращенность многочисленных мутирующих талантов, я постепенно скисала. Очень хотелось домой, в глушь, в Киевскую Русь. Но за окнами общаги соблазнительно бурлила перестроечная Москва с выросшими, как мухоморы, литературно-музыкальными кофейнями, куда меня часто приглашали почитать стихи и попеть песни. Начитавшись, напевшись, разочаровавшись в новых объектах увлечений из литераторской среды, я вспомнила о герое своего Антиромана. И хмурым московским утром позвонила в Питер, доживавший последние годы под именем Ленинграда.
– Але, Леша, неужели это ты? Я так хочу тебя видеть!
– Взаимно.
– Ты в Москву не собираешься?
– Собираюсь.
– А я тут в Литинституте обитаю.
– Да я все о тебе знаю! Вот съезжу на концерт в Западный Берлин и дней через пять буду в Москве. Разыщи меня обязательно в гостинице «Белград».
Ну я и разыскала на свою голову. Поднявшись на 13 этаж, я попала в умопомрачительный по тем временам номер. Посреди гостиной сидел мой знаменитый френд и что-то свежесочиненное наигрывал на рояле. Наличие рояля в гостиничном номере моментально снесло мою дырявую соломенную крышу. Мокрый снег за окнами 13 этажа печально стекал с ноябрьского неба. Мы исполнили медленный танец по всем правилам полублатного жанра. Он – богатый соблазнитель, она – бедная продрогшая студентка, оттаивающая в его сильных, пропахших порохом руках. В общем, диванчик плюш, болванчик из Китая и опахало неизвестной мне страны…
