– Обгадился, кобелина…
– Прекрати выть!
Но это лишь добавило ему сил.
К нему нагнулись, сунули в карман пальто какую-то бумажку.
– Прочитаешь на досуге…
Он не ослышался. Его оставляли в живых.
Вновь нагнулись и сунули в карман табельный прокурорский пистолет. Отошли в сторону, переговариваются. Закурили.
Докукин выхватил пистолет, передернул затвор и, не целясь, раз за разом нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало.
– Даром что обгадился, а все туда же. Не исправить волчью породу. Говорю, в расход надо было, – проскрипел голос.
Говорил страшный на вид мужик. Рожа, как у рецидивиста. Откинулся наверно недавно – и за старое. Мстителем стал.
– «Маслята» – вот они. – Над прокурором нагнулся один из мстителей. – Ты думал, дадим тебе такую возможность? Ошибся ты, Жидкий. Срок тебе – до завтрашнего утра. И чтобы уже утром у прокурора области на столе лежало твое заявление. Об увольнении по возрасту…
На раскрытой ладони у него тускло блестели патроны. Он швырнул их наотмашь далеко в рыхлый снег – попробуй, найди, если сможешь.
– Ты понял, Жидкий, чего от тебя хотят?
Докукин кивнул.
Похитители сели в машину. Двери хлопнули одна за другой на ходу.
Прокурор остался в полном одиночестве. Среди пустынной дороги с бесполезным пистолетом в руке. Безмерная радость охватила его. Докукин вновь услышал, что скулит. Но звук его голоса теперь был иным. Он скулил от счастья.
Вдали еще раз мелькнули неясно габаритные огни машины и окончательно скрылись за лесным изгибом. Только в этот момент до человека дошло, что он облегчился под себя.
Не изменяя положения тела, Докукин дополз до предполагаемого места падения патронов и принялся рыться в снегу голыми руками.
Он не чувствовал холода. Ему нужны боеприпасы. Без них он в лесу ничто. Под слоем пушистого снега оказался наст, так что патроны не могли глубоко провалиться. Нашел один, вставил в магазин и торопливо дослал патрон в патронник. Вновь вынул магазин и продолжил копаться в снегу.
С трудом нашел еще три патрона, снарядил магазин и вставил в ручку пистолета. Теперь он вооружен. Теперь можно о другом позаботиться.
Он выполз из снега на дорогу, разулся, сбросил с себя суконные штаны. Затем, приплясывая на морозе, стянул с себя липкое белье, кое-как обтер седалище и бросил прочь. Торопливо напялил брюки, надел ботинки. Сукно должно согреть. Привела нелегкая на этот пустырь. Ничего. Кто-нибудь должен ехать. Подвезут. Неправда…
Он сунул руку в карман пиджака и обмер: там было пусто. Гербовая прокурорская печать отсутствовала. Дернул нечистый взять с собой – к документам «гнилым» хотел дома приложиться, – вот и приложился.
