«Ведь знает, подлец, историю, но прикидывается непомнящим», – мелькнула у Степаныча мысль. Притвориться убогим для бывшего опера было делом накатанным.
– Да вот. Откинулся недавно, – сказал Ефремов напрямую. Он помнил, для чего пришел.
– Не понял юмора. Ты чо сидел, что ли? Серьезно? За что, если не секрет? Надеюсь, не за изнасилование?
– Одному – не поверишь – хотел по рогам съездить, но промазал нечаянно. А жаль, – проговорил Степаныч с расстановкой. – Вчера из зала суда отпустили. Отмечаться теперь приходить буду. Как условно-осужденный. Кто у вас этим делом ведает?
Оказывается, ведали здесь все те же. Олечка-Котомочка. Точнее – подполковник милиции Ципкина Ольга Борисовна. Нрава начальница была необузданного и жестокого. Особенно, если дело касалось «контингента». Степаныч был для нее теперь тоже «контингент».
– Сын у меня сидит, – продолжал скорбным голосом Степаныч, – суда нет до сих пор…
– Это от нас не зависит.
– Понятно, что не от вас…
В отношении данного факта Каракозов оказался наслышан. Как же ему не быть в курсе дел, если он только тем и занимается, что руководит криминальной милицией. Он ползал глазами по столу: сказать нечего, но и выгнать – не выгонишь. Все-таки вместе «пахали» когда-то.
– В общем, к Ципкиной ступай, – выдавил наконец Каракозов, притягивая к себе папку с документами и делая вид, что начальству некогда.
Ефремов, холодно улыбаясь, вышел из кабинета.
Каракозов отшвырнул от себя бумаги. Ему вдруг всё внезапно надоело. Ходят тут разные. Попался – теперь будет елозить туда-сюда, глаза мозолить.
«Сын у него сидит, суда нет до сих пор… – ехидно подумал Каракозов, вспомнив скорбный голос Степаныча. – Сам насилу вылез, а вот сын – это едва ли. Туда ведь только попади. По окончании срока опять накинуть можно. Однако в отношении этого типа надо ухо востро держать. Тот еще сукин сын…»
Перед Ципкиной дверью Степаныч остановился и прочитал расписание работы. В неприемный день угадал. На всякий случай толкнул дверь и вошел внутрь – вот он, пришел, здравствуйте!
– Неприемный день! Читать надо! – рявкнула Ципкина, не поднимая головы от стола.
Она была абсолютно уверена, с кем имеет дело.
– Извини, Борисовна. Думал, за одним уж… – оторопел Степаныч. Он так и не привык к ее буйному характеру. А бывшая медсестра и не умела по-другому.
– Ты, что ли, дядя Ваня?
– Он самый.
– Чо тебе?
– Осудили меня…
– Етит твою… Как ты попался-то? А-а! Вспомнила. С этим у тебя. Ну, ясно. Чо ты так-то? Надо было, чтобы слетел с этажа. Баран несравненный… Как там Серафима твоя? Работает все? На пенсии? Это хорошо. А я думала, она все в школе своей. Детишек учит. Давай документы.
