С возрастом, конечно, бессмысленное вранье прошло совсем, осмысленное — почти совсем, но фантазия росла вместе со мной и делала мою жизнь интересней.
В школе, в которой я училась, было дровяное отопление. Однажды во время большой перемены выяснилось, что большинство ребят не подготовилось к следующему уроку. Стали думать, как быть; я предложила завалить дымоход кирпичами, которых было много во дворе школы, и открыть окна, а был холодный сентябрьский день; учитель войдет, скажет: «Ах, как холодно» и попросит затопить, дым повалит в класс, и все пойдет как по маслу! Мы так и сделали, и учитель сказал: «ах..», и дым повалил в класс, и мы весь урок весело бегали за истопником и уборщицей.
В школе у меня была задушевная подруга Верка, которая так же, как я, обожала «невероятные истории».
Как-то в старших классах готовился литературный вечер, посвященный молодому советскому поэту. Младшие классы на вечер не допускались, но накануне концерта заболели двое исполнителей, а требование к исполнителям было одно — звонкий голос. Звонче, чем у меня и задушевной подруги Верки, голоса не оказалось, так мы стали артистами. Нам дали выучить слова и объяснили, что на сцене нас поставят в шеренгу лицом к публике, и когда мой сосед справа толкнет меня в бок, я в рупор должна буду сказать «труд труби, труд труби, труд труби в трубу», а на слове «в трубу» я должна буду пихнуть задушевную подругу, и она скажет «бей барабан, бей барабан, бей барабан борьбу». Слова мы выучили насмерть, у меня весь дом говорил: «труд труби».
Наступил вечер, раскрылся занавес. Я стала рассматривать публику, и мне очень понравился огромный человек, который сидел как-то боком, выставив ноги в проход. Он был похож на Гулливера, я улыбнулась ему, он улыбнулся мне, и тут я получила сразу два толчка в бок; слова вылетели у меня из головы, будто их никогда и не было.
Ужасная пауза полезла на сцену, потом в зрительный зал, я в отчаянии взглянула на Гулливера и увидела, что он смотрит на меня, усиленно шевеля губами, как бы подсказывая мне слова. «Откуда он их знает?» — подумала я и, тут что-то уловив, все вспомнив, на всю школу закричала: «Пруд пруди, пруд пруди, пруд пруди в трубу». На словах «в трубу» я так толкнула задушевную подругу, что та отлетела в сторону и радостно прокричала: «Бей барабан, бей барабан, бей барабан борьбу».
Я взглянула на Гулливера, он хохотал, чуть не падая со стула. Занавес закрыли под смех и аплодисменты, и тут все на меня набросились, говоря, что я испортила вечер. Учитель литературы тряс меня за плечи, говоря: «Неужели ты не понимаешь, что ты сказала?» Чтоб не огорчить его еще больше, я сказала: «Понимаю». Мне кажется, именно с этого вечера я окончательно решила стать актрисой.
