Язычник | страница 31



— Завтра продолжим, — сказал ему Эрвин.

— Ты чего? — обиделся Иванов. — Нога же болит!

— Потерпишь.

— Издеваешься, да?

— Издеваться над тобой болото будет, да и надо мной тоже. Учти, лето кончается, скоро погода начнет портиться. Станет довольно прохладно, а мы к тому же пойдем на север. Конечно, холод можно и потерпеть, это наименьшая наша проблема, но зачем добавлять малую проблему к большой?

— Что еще за большая проблема? Трясина?

— Зверье, — сказал Эрвин. — От донных моллюсков до хищных грибов. С некоторыми видами я знаком, а некоторых еще и в глаза не видел. Что ты знаешь о мускулозубых?

— Как?..

— Мускулозубые, — повторил Эрвин. — Один скелет и одно чучело есть в столичном зоомузее. Болотные хищники, перепонки на пальцах. Челюсти длинные, зубы острые, как бритва, и сходятся-расходятся наподобие ножниц. Могут отстричь тебе ползадницы, прежде чем ты почувствуешь боль.

— Но тебе они не попадались?

— Нет. Они водятся севернее. Вроде бы. Сведения не очень точны, но я склонен им верить.

— Тогда, может, пойдем на юг?

— Там свои проблемы. Вообще чем теплее, тем больше в природе экологических ниш для всякого зверья и тем меньше наши шансы. Предпочитаю северный маршрут.

Иванов понурился и некоторое время скверно ругался. Немного успокоившись, спросил:

— А что самое худшее на болоте?

— Усталость. Она накапливается, и ты перестаешь замечать опасность, устаешь поминутно бояться… и болото это терпит. До тех пор, пока тебе не покажется, что ты дойдешь. Тогда оно наносит удар. Если мимо — нанесет второй. Только обычно оно не промахивается.

— Ты так говоришь, как будто болото — живое существо, — хмыкнул Иванов.

— Я этого не сказал, — молвил Эрвин, помедлив с ответом. — Скорее нет, чем да, хотя, по правде говоря, это никому не известно. Но тебе лучше считать его живым хотя бы из психологических соображений, понятно?

— Нет.

— Потом поймешь. Молиться умеешь?

— Да.

— Это хорошо. Некоторым помогает.

— Тебе помогло?

— Мне не надо.

Назавтра Эрвин, погнав Иванова на гору, занялся снаряжением. Свой шест он нашел еще вполне пригодным, а для напарника выстрогал другой, потратив на это больше времени, чем думал. Остаток дня ушел на обработку обсидиана — следовало вооружить напарника хоть чем-нибудь. Вечером Эрвин наведался к песчаному пляжику у болота.

Пусто. Добыв трех «зайцев» и наскоро ободрав тушки, Эрвин положил их на прежнее место и крупно начертал на песке: «Кто ты?» Шкурки унес для поделок. Иванов ныл и держался за колено.