На следующий день отец восторженно вопил под брызгами – меня удерживал на месте страховочный пояс, а гребни волн разбивались о днище миллионами блестящих капель. Он стоял на носу, промокший до нитки, и, когда яхта ложилась на борт, одной ногой упирался в кокпит. Мы ели суп из саморазогревающихся консервов, а в окна правого борта то и дело плескала соленая вода. Я из безопасного кубрика наблюдал, как отец купается в своей стихии.
Он к тому времени пил почти каждый день, но к морю относился честно. Он никогда не пил в гавани, если на борту был пассажир.
– Слишком опасно, – говорил он. Потому что даже он понимал, что с водой не шутят.
После летнего плавания я пошел в школу, а отец стал уходить один, с каждым разом забираясь все дальше и дальше. Перед его первым дальним плаванием в одиночку я проверял список на желтых страницах блокнота.
Купить новые фалы.
Проверить, не прогнил ли корпус.
Поднять парус 6 сентября.
Не погибнуть.
Позже, уже двенадцатилетним, я снова проверял его список, искал последний пункт, но его не было. В какой-то момент он выпал из списка.
Поскольку отец не пил, когда бывал за рулем или выходил в море с командой, то и другое случалось все реже. И наши прогулки по гавани тоже. А потом был последний раз. Последний наш выход на большую воду.
Я управлял кораблем, указывая пальцем.
– Вот! – орал я. – Давай туда!
Я указывал на клочок синевы, ничем не отличающийся от других голубых клочков с вздымающимися и опадающими волнами, и тянул шкоты при развороте, и большой парус над нами поворачивался на рее. Полотно наполнялось ветром, шкоты скрипели, и вся большая таинственная машина ложилась на бок, повинуясь нам.
Океан огромен. Крошечные суденышки в мировом пространстве. Нам нравилось уходить туда, откуда уже не видно земли. На семнадцать миль в ясный день. Бывало шестнадцать, четырнадцать или десять, смотря по погоде. Мы вглядывались в горизонт.
– Ну вот! – говорил он, и я смотрел.
И видел, что он прав. Земли не было. Только океан. И никакого смысла уходить дальше – там везде будет одно и то же. Только океан, и корабль вздымается и падает, как дышит. Мы двигались по волнам космическим кораблем в темном космосе.
При восточном ветре мог незаметно подкрасться шторм. Застать врасплох. Так врасплох застает вас жизнь.
* * *
Когда аэродромный автобус вышел на поворот, я увидел вдали безымянную марину. Я смотрел через плечо Забивалы – тот дремал, рассыпав черные волосы по стеклу. Я видел паруса и мачты. Ближе к городу шоссе снова свернуло, пошло вдоль берега. Над нами росли здания. Я толкнул соседа:
