Но ничего этого я ему не сказал. А заговорил об эксперименте. О том, что умел.
– Это началось полвека назад с мысленного эксперимента, – сказал я ему. – Речь шла о попытке доказать неполноту квантовой механики. Физики чуяли, что не всё сводится к квантовой механике, потому что теоретики слишком вольно обходились с реальностью. Все дело было в этом невозможном противоречии: фотоэлектрические эффекты доказывали корпускулярную природу света – поток отдельных частиц; опыты Юнга говорили, что свет – это волны. Но прав мог быть только кто-то один. Конечно, со временем, когда техника догнала теорию, оказалось, что экспериментальные результаты укладываются в формулы. Математика говорит, что можно узнать позицию электрона или его энергию, но не то и другое сразу.
– Понятно.
– Ты про туннельный эффект слышал? – спросил я.
– В электронике его иногда называют туннельной утечкой.
– Принцип тот же самый.
– И какая связь?
– Оказалось, что формулы – вовсе не метафоры. Математика убийственно серьезна. Она не шутит.
Сатвик, продолжая паять, насупился.
– В познании мира надо добиваться точности.
Несколькими минутами позже, тщательно настраивая свою матрицу, он ответил на мой рассказ своим.
– Один мудрый учитель привел в лес четверых царевичей, – начал он. – Они стреляли птиц.
– Птиц… – повторил я, дивясь, куда свернул разговор.
– Да, и на высоком дереве увидели прекрасную птицу в ярком оперении. Первый царевич сказал: «Я подстрелю эту птицу», – и спустил тетиву. Но меткость ему изменила, и стрела прошла мимо. Тогда выстрелил второй царевич и тоже промахнулся. Потом третий. Наконец четвертый царевич пустил стрелу в вершину дерева, и прекрасная птица упала мертвой. Гуру взглянул на первых трех юношей и спросил: «Куда вы целились?»
«В птицу».
«В птицу».
«В птицу».
Гуру взглянул на четвертого:
«А ты куда целил?»
«В птичий глаз».
Оборудование мы установили, осталось только отъюстировать. Надо было навести электронную пушку так, чтобы электроны с равной вероятностью попадали в каждую щель. Установка заняла почти все помещение – электроника, экраны, провода. Чистой воды лаборатория сумасшедшего ученого.
Утром в номере мотеля я поговорил с зеркалом и дал слово глазам цвета ружейного металла. И каким-то чудом не выпил.
У меня в портфеле лежали таблетки – незаконченный курс, чтобы снять тремор. Только мне не нравилось, что после них творилось с головой. Две таблетки я забросил в рот.
День за два, два за три, три за пять. Вот я и неделю не пью. Мучительная жажда никуда не делась, засела под кожей. Руки, обнимавшие по утрам холодный фаянс, все равно дрожали. Но я не пил.
