«В тени Лубянки…» | страница 43



Декабрьским утром 1933 года я просматривал оркестровую партитуру, когда меня неожиданно вызвали в офис президента Колледжа Успения. Там собрался Совет, на котором было зачитано письмо от нашего генерального настоятеля в Риме: он спрашивал, могут ли американские ассумпционисты найти возможность отправить капеллана в Москву. Просьба была связана с недавно подписанным религиозным соглашением между США и СССР. И тут я узнал, что для этого исключительного назначения выбор пал на меня.

В то время в России все еще находился один из ассумпционистов — епископ Пий Эжен Неве, последний из членов нашего братства, находившихся в России с дореволюционных времен. Парижскими ассумпционистами были предприняты напрасные попытки послать священника-француза в качестве помощника епископу Пию Неве. Генеральный настоятель попросил епископа Неве рассмотреть возможность принять представителя американской ветви ассумпционистов.

Религиозное соглашение гарантировало абсолютную свободу вероисповедания для американцев, живущих в Советской России. Максим Литвинов, в то время советский посол, занимающий также пост наркома иностранных дел, по настоянию Рузвельта был вынужден подписать это официальное соглашение. В этом смысле Америка имела завидное преимущество, будучи единственной страной из тех, что установили дипломатические отношения с СССР, которая добилась религиозных гарантий для своих граждан.

Именно на основании этого соглашения мне предложили отправиться в Россию капелланом для американских католиков, а также в качестве помощника и секретаря епископа Пия Неве. Всем известно, как трудно получить советскую визу для длительного проживания, в отличие от туристической, иностранцам, сохраняющим свое гражданство, не считая персонала дипломатической службы, небольших групп корреспондентов газет и нескольких иностранных инженеров.

Предложение о поездке в Россию повергло меня в смятение, но не из-за страха или предубеждения против СССР. Я был тогда еще очень молодым священником, и неудивительно, что я пришел в замешательство от одной мысли о поездке в Москву. Мои сведения о внутреннем положении в СССР, и особенно о ситуации с религией, были хотя и далеко не полными, но основанными на надежных источниках. Я не полагался только на газетные репортажи[106]. Я приложил все возможные усилия, чтобы прибыть в эту страну с непредвзятыми представлениями несмотря на то, что прежде, чем я добрался до места назначения, против меня было предпринято два бойкота.