Во всем мне хочется дойти до самой сути… | страница 16



* * *

Попытка душу разлучить

С тобой, как жалоба смычка,

Еще мучительно звучит

В названьях Ржакса и Мучкап.


Я их, как будто это ты,

Как будто это ты сама,

Люблю всей силою тщеты,

До помрачения ума.


Как ночь, уставшую сиять,

Как то, что в астме – кисея,

Как то, что даже антресоль

При виде плеч твоих трясло.


Чей шепот реял на брезгу?

О, мой ли? Нет, душою – твой,

Он улетучивался с губ

Воздушней капли спиртовой.


Как в неге прояснялась мысль!

Безукоризненно. Как стон.

Как пеной, в полночь, с трех сторон

Внезапно озаренный мыс.

Лето 1917

Елене

Елене

Я и непечатным

Словом не побрезговал бы,

Да на ком искать нам?

Не на ком и не с кого нам.


Разве просит арум

У болота милостыни?

Ночи дышат даром

Тропиками гнилостными.


Будешь, – думал, чаял, —

Ты с того утра виднеться,

Век в душе качаясь

Лилиею, праведница!


Луг дружил с замашкой

Фауста, что ли, Гамлета ли.

Обегал ромашкой,

Стебли по ногам летали.


Или еле-еле,

Как сквозь сон, овеивая

Жемчуг ожерелья

На плече Офелиином.


Ночью бредил хутор;

Спать мешали перистые

Тучи. Дождик кутал

Ниву тихой переступью


Осторожных капель.

Юность в счастье плавала, как

В тихом детском храпе

Наспанная наволока.


Думал, – Трои б век ей,

Горьких губ изгиб целуя:

Были дивны веки

Царственные, гипсовые.


Милый, мертвый фартук

И висок пульсирующий.

Спи, царица Спарты,

Рано еще, сыро еще.


Горе не на шутку

Разыгралось, на́веселе.

Одному с ним жутко.

Сбесится – управиться ли?


Плачь, шепнуло. Гложет?

Жжет? Такую ж на щеку ей!

Пусть судьба положит —

Матерью ли, мачехой ли.

Лето 1917

Как у них

Лицо лазури пышет над лицом

Недышащей любимицы реки.

Подымется, шелохнется ли сом, —

Оглушены. Не слышат. Далеки.


Очам в снопах, как кровлям, тяжело.

Как угли, блещут оба очага.

Лицо лазури пышет над челом

Недышащей подруги в бочагах,

Недышащей питомицы осок.


То ветер смех люцерны вдоль высот,

Как поцелуй воздушный, пронесет,

То, княженикой с топи угощен,

Ползет и губы пачкает хвощом

И треплет речку веткой по щеке,

То киснет и хмелеет в тростнике.


У окуня ли ёкнут плавники, —

Бездонный день – огромен и пунцов.

Поднос Шелони – черен и свинцов.

Не свесть концов и не поднять руки…


Лицо лазури пышет над лицом

Недышащей любимицы реки.

Лето 1917

Лето

Тянулось в жажде к хоботкам

И бабочкам и пятнам,

Обоим память оботкав

Медовым, майным, мятным.


Не ход часов, но звон цепов

С восхода до захода

Вонзался в воздух сном шипов,

Заворожив погоду.


Бывало – нагулявшись всласть,

Закат сдавал цикадам

И звездам и деревьям власть

Над кухнею и садом.


Не тени – балки месяц клал,

А то бывал в отлучке,