— Знаю. В следующую субботу…
— В эту, милейший. Завтра.
Я затаила дыхание.
— Вы помните, милейший, что к празднику Майской Розы приурочена встреча послов Фессалии, Кентарии и Альтара?
Последовала пауза, потом полный желчи голос егеря произнес:
— Не помните. Куда вам? В вашей голове не осталось ничего, кроме туманных видений и порочных мыслей, столь же грязных, как вы сами.
Я ждала, что генерал вспылит, но он почему-то молчал.
— Помните, почему получили этот титул и это звание? — продолжал егерь. — Нет? Так я напомню. Вы поклялись служить королю и государству, милейший. Поклялись на Священной Книге и шпаге вашего отца.
Снова пугающая тишина, генерал не отвечал и не двигался, я только слышала, как шумела в ушах кровь и тикали ходики в глубине коридоров.
— Я скорбел о смерти дорогого дяди Готтлиба и бедного кузена Мартина, — все говорил егерь, язвительно и колко, будто втыкая в мозг длинные, пропитанные ядом иглы. — Но вы поклялись доказать свою преданность короне, и мое доброе сердце смягчилось. Дитер, я позволил вам принести воинскую присягу! Сейчас вы — да-да! Именно вы, милейший кузен! — гарант государственной безопасности! Что сказал бы Альтарский император, если бы увидел смертоносного генерала, грозу и ужас Фессалии в столь непотребном виде? Что сказал бы Кентарийский вождь? О, мой бог! Моя бедная страна!
— Я выиграл две военные кампании для нашей страны, — генерал, наконец, подал голос, сделав ударение на слове «нашей», и говорил холодно и четко, словно и не был пьян. — Я фессалийский подданный и люблю свою страну всем сердцем. Хотите обвинить меня в некомпетентности?
— Разве что в развратности и пороках. И не обвинить, а пожалеть, как пастырь жалеет заблудших овец.
— Мои пороки не имею ничего общего с моим умом, силой и опытом.
— О, я не сомневаюсь! Но эти альтарские замашки… Я не обвиняю вас, милейший кузен, но министры шепчутся за вашей спиной, осуждают симпатию к Альтару и…
— И обвиняют в предательстве? — генерал издал короткий смешок. — Бросьте, Макс! Я могу сколько угодно симпатизировать Империи Солнца, но моя душа навечно отдана Фессалии, я умру на поле брани за нее.
— Умрете гораздо раньше, дорогой Дитер. Ваше состояние печалит меня…
— Завтра же я буду на ногах.
— Могу быть в этом уверен?
— Совершенно. Мой организм крайне устойчив к любым ядам. Вы видите? Уже встаю.
— Прелестно, прелестно, — удовлетворенно проговорил егерь. — Значит, завтра? И не забудьте явиться с женой.
