400 страниц моей любви | страница 30
— А сейчас не уезжают? — уточнила я, заметив, что товарищ говорит об этом в прошедшем времени.
— Так некому уже уезжать. Остались лишь одинокие старики, которым тяжко с насиженных мест срываться, да и податься некуда. Ну и самые отчаянные сорвиголовы из служивых, не считая вынужденных отбывать тут воинскую повинность новобранцев.
— Эти земли, как я понимаю, принадлежат вашему роду? — уточнила я, и Поль кивнул. — Неужели вы так и не выяснили, что происходит?
— Пытались выспросить у стариков и старожилов среди вояк, но те какую-то чепуху лопочут. Ничего вразумительного, — уклончиво ответил друг. — Типа появилась какая-то ведунья, наплела с три короба, а так как все ее прочие пророчества сбывались, народ испугался — и вот результат.
— А к вам они не могли прийти за помощью, если уж грозила какая-то беда? Ну там старосты, например, могли выступить от имени народа. Зачем сразу бежать?
— Ты это у меня спрашиваешь? Да и что бы они нам сказали? Что какая-то бабка что-то там навещала? Они знали: пока ничего не происходит, их не станут слушать, а потом будет поздно.
— Это же удар по экономике! — выпалила я и с опозданием поняла, что опять из меня лезут неуместные в этом мире речи. Ну что могут смыслить в вопросах экономики женщины, да еще не супруги высокопоставленных вельмож, сведущие в политической и экономической обстановке, а такие, как я, едва достигшие совершеннолетия? Осознав свой прокол, тут же сменила тему: — Почему вы не подключили магов? И с другими городами — что?
— Нет тут других городов и магов тоже нет, — немало удивив меня, проворчал товарищ. — Вот выучусь и разберусь, — туманно добавил он.
— К королю не обращались?
Поль глянул на меня как на дуру, а потом махнул рукой, мол, пустое это. Вот только показалось мне, будто он знает что-то такое, о чем государю знать нежелательно, потому-то за помощью и не обратились.
— Шила в мешке не утаишь, — не став допытываться до истинных причин, проговорила я, пользуясь тем, что наши друзья поотстали. — Те, кто уехал, вряд ли будут держать язык за зубами, а ведь на новом-то месте их обязательно спросят, с чего это они с обжитых мест сорвались.
Товарищ от моих слов скривился, как от зубной боли, невнятно пробурчав, что никто ничего уже не расскажет. Прозвучало это зловеще. Даже мысль жуткая мелькнула — не перебили ли всех перебежчиков во избежание разглашения некой тайны? Хотя…
— А отсюда ведет только одна дорога? — неуверенно поинтересовалась я, памятуя о тех кошмарах, что рассказывали в академии.