Непотерянный рай | страница 24
«Притворяется, что спит, хотя наверняка до последней минуты кипела от негодования и злости», — подумал Анджей, прокрадываясь по-воровски к своей постели. Он еще с минуту постоял, прислушиваясь к ровному дыханию Ренаты, чтобы в который раз прийти к тому же заключению, что и обычно. «Странная женщина. Знаю, как она нервничает, когда я задерживаюсь, но, стоит мне вернуться, куда девается ее гнев, она тут же успокаивается и засыпает. Сколько же в ней самообладания».
Сегодня ему нужен был покой. Бесшумно скользнул он под одеяло, хотя заранее знал, что все его осторожные движения приведут лишь к одному — он не уснет. Обычно это угнетало его, но сегодня, наоборот, он предпочел бы не засыпать. Он лежал недвижно, затаив в душе новую свою тайну, уносясь мыслями далеко за пределы собственной квартиры.
Все вокруг него было чужое, ненужное. Скорчившись на постели, он, как мальчишка, стал заново переживать недавнюю встречу, вызывая из темноты облик девушки, натянув при этом одеяло на уши, чтобы не слышать мерное дыхание спящего рядом человека, который, несмотря ни на что, был для него пока самым близким. Нет, все это нужно подавить, заглушить. Оно никому не нужно, оно мешает жить.
Лучше бы между ними вспыхнула серьезная ссора, тогда бы всплыла на поверхность вся правда их отношений. И ему не нужно было бы притворяться, в таких вещах лучше всего ясность.
Дальше так продолжаться не может. Тоска, лицемерие, ее убийственное спокойствие. При ней он чувствует себя молокососом. Так было всегда на протяжении двадцати лет их совместной жизни; конечно, молокосос, да и кем он был, когда они познакомились: сопляк, а не мужчина, но разве он виноват в этом? Рената была уже тогда зрелой, опытной женщиной.
К нему она относится как к младшему брату, со снисходительностью взрослого человека, лучше знающего жизнь, да еще со своей чертовой выдержкой. Никогда ни в чем не упрекнет, но как долго можно терпеть такую бесцветную, бездумную жизнь, остановившуюся навсегда в этой будничной, мутной, как мыльная вода, посредственности!
«Может быть, после моего позднего возвращения уже завтра, точнее, сегодня утром произойдет все-таки спасительная ссора. Наверное, она сама начнет, и тогда я наконец скажу правду, выложу все», — мысленно повторял он и не мог заснуть, а может, и не хотел быстро засыпать. В памяти всплывал весь рассказ Эвы, ее девичьи переживания, какой-то Роберт — не то хулиган, не то пройдоха, и все эти сумасброды, в компанию которых она попала.