— Беда, Колька! — крикнул он.
С полчаса в избушке царило сосредоточенное молчание. Слышно было только тяжелое дыхание мужчин, растиравших ребят. Синева на телах скоро стала пропадать, кожа сперва порозовела, через некоторое время стала красной, потом багровой. Послышался прерывистый хрип; он сменился слабым стоном.
Ребята зашевелились. Савелий Петрович облегченно вздохнул.
Сняв с себя полушубок, он закутал в него Шурку. Колька одел сына Вихрова.
Взвалив ребят на плечи, мужчины пошли к поселку, перескакивая через сугробы, спеша как можно скорее дойти до больницы. Собака бежала за ними, виляя хвостом, стараясь попадать в следы человеческих шагов.
Пундык с китайцем стремительно ворвались к фельдшеру:
— Спирту, Николай Иванович, бинтов давай! Посмотри, что с ребятами!
Николай Иванович показал, куда положить ребят, раздел, внимательно выслушал, забинтовал обмороженные лица. Только тогда распрямился и посмотрел на Савелия Петровича.
— Ничего, выдюжат! Где вы их нашли?
— Около Поворотного. Должно быть, ночью их пурга остановила. До избушки не дошли.
— Около Поворотного… А остальные? — тревожно спросил фельдшер.
— Не знаем. Только ребят нашли, — развел руками Савелий Петрович.
Новость в поселке распространилась быстро. Едва успели уложить ребят на койки, послышался стук в дверь. У крыльца стояло несколько человек. По тропинке, полузанесенной снегом, вприпрыжку бежали еще люди.
Николай Иванович стоял в дверях. Он замахал руками:
— Завтра, завтра, товарищи, приходите! Очнутся ребята, сами расскажут, что и как. Сейчас никого не пущу! — И, заметив подходившего Вихрова, крикнул ему: — Дмитрий Никитич, и ты не ходи сейчас! Поговори пока с Пундыком.
И Николай Иванович прикрыл за собой дверь.
На другой день около больницы с утра толпился народ. Фельдшера встретили вопросами.
— Ну как? Можно войти?
— Можно.
Тихо, стараясь не шуметь, входили сельчане. Димка и Шурка лежали на койках. Лица и руки их были забинтованы. Они были очень слабы. В палате стояла тишина, и в заиндевевшие окна лился ровный свет. Глаза ребят были повязаны марлей, и через нее они видели людей, как во сне. Савелий Петрович подошел к ним, своими большими теплыми руками тихонько пожал им руки и вполголоса произнес:
— Ну, хлопчики, расскажите, как было.
Ребята принялись рассказывать. Говорили они тихо, прерывисто, но каждое слово ясно слышалось в настороженной тишине.
У многих односельчан во время рассказа на глаза навертывались слезы. И Савелий Петрович тоже плакал.
