В своих оргиях корибанты не знали меры. Они проповедовали отрешение от все-го земного и, чтобы убедить толпу в своей святости, в божественном экста-зе прилюдно хлестали себя плетьми и наносили ножами раны. Это забавляло Квинта. Он считал, что с их способностями сносить боль им самое место на арене амфитеатра. Вот кто мог бы потешать зрителей. Ведь не каждый сможет смеяться и петь песни, когда тигр откусит у него руку или ногу.
Но, по большому счету, корибанты вызывали у Квинта чувство брезгливости. Дело в том, что жрецы Кибелы были скопцами. Этого требовал старинный обычай. Предание гласило, что первый служитель Кибелы юноша Аттис дал в честь своей богини обет целомудрия, но не сдержал своего слова и соблазнил прекрасную нимфу. В наказание грозная богиня наслала на Аттиса безумие, и тот в припадке раскаяния отсек себе обломком черепка детородный орган. С тех пор все, кто хотел посвятить себя служению Великой Матери, должны были следовать примеру Аттиса.
Этот ритуал посвящения совершался на глазах у всех жрецов. Кандидата в корибанты поили притупляющим боль отваром, и он, мало что соображая, лишал себя признака мужественности. Отрезанную часть тела корибанты торжественно клали на алтарь Великой Матери. Такой поступок означал полный отказ от любых наслаждений, которые искушают смертного и мешают всецело отдаться служению боги-не.
Именно поэтому Квинт и разрешил корибантам приходить к Юлии. Служителей других богов, у которых с мужественностью было все в порядке, он бы близко к ней не подпустил. Квинт очень хорошо знал вольный нрав своей жены, и в последнее время до него стали доходить слухи, будто бы она ему изменяет. Сам он, не таясь, тешился с рабынями, когда ему вздумается, но своей жене подобного позволить не мог. Квинт слишком дорожил своим добрым именем. Все разговоры о неверности супруги он воспринимал очень болезненно. И чтобы впредь таких разговоров не было, приставил к Юлии двух своих верных рабов-германцев, которые должны были приглядывать за ней. Обо всех ее встречах и прогулках рабы вечером докладывали хозяину.
Куда бы она ни пошла: в театр или в баню, — рабы, как две тени, следовали рядом. Это раздражало и бесило Юлию, но она ничего не могла поделать. Она да-же пыталась подкупить своих стражей, но те были слишком напуганы угрозами хо-зяина жестоко с ними расправиться, если они предадут его, и у Юлии с подкупом ничего не вышло.
Однако мириться с таким положением она не хотела. Уж очень сладки были воспоминания о жарких поцелуях мускулистых любовников. У нее даже был один гладиатор с отрубленным ухом. Она с замиранием слушала его рассказы о смертельных поединках и, обнимаясь с ним в кровати, любила теребить жалкие остатки его изувеченного уха.
