Квинта забавляли дурачества Баселида, и он приглашал его к себе на ужин, чтобы Баселид веселил гостей. Каждый раз поэт вытворял что-нибудь новое, веселое и забавное.
Так получилось и вчера. Гости от души смеялись, когда он львом бегал на четвереньках за флейтистками, и еще пуще хохотали, когда на Баселида упал Гермес и облил его горячим маслом. Правда, самому Баселиду было тогда не до смеха. Масло обожгло ему спину, и она не переставала болеть даже на следующий день.
Баселид пришел в атриум самым последним. Он помнил, до какой степени напился вчера Квинт, и прикинул, что раньше двенадцати тот никак не встанет. Все остальные клиенты дожидались Квинта уже с раннего утра.
Псека рассказал им о вчерашней попойке, и поэтому, когда Баселид вошел в атриум, клиенты встретили его дружным смехом:
Нам Гермес зажарил свинку,
Дай куснуть хотя бы спинку! —
раздавалось со всех сторон, но Баселида это ничуть не обидело. Наоборот, ему было приятно оказаться в центре внимания. Он весело отшучивался и охотно описывал свои вчерашние проделки. Для пущей убедительности он даже стал на четвереньки, чтобы показать всем, как на пирушке прикидывался львом. При этом он корчил такие гримасы, что клиенты кругом хохотали во все горло. Когда Баселид дошел в своем рассказе до того момента, когда его придавил Гермес, то распластался на полу и скривил такую рожу, словно был в лепешку раздав-лен слоном. Под конец Баселид снял с себя тунику и выставил на всеобщее обозрение красное пятно на спине.
В этот момент в атриум вошел Квинт. Клиенты сразу увидели его и, позабыв о Баселиде, наперебой стали здороваться со своим патроном. Баселид надел тунику и тоже поздоровался.
— Что это у вас тут за веселье? — спросил Квинт, услыхав смех еще на подходе к атриуму. — Это ты тут, Баселид, дурачишься? — обратился он к поэту.
Баселид весь осунулся и придал своему лицу страдальческое выражение.
— После вчерашнего особо не подурачишься, — ответил он, намекая на бурную ночь, закончившуюся для него так неудачно.
— А что такое? — спросил Квинт с притворным беспокойством, — ты себя плохо чувствуешь?
— Как тебе сказать, — вздыхая, произнес Баселид, — знаешь, утром мне было совсем паршиво, блевал из окна больше часа. Но потом я взял себя в руки и, как видишь, нашел в себе силы притащиться к тебе.
— Молодец! — похвалил его Квинт. — Я всегда говорил, что ты у нас:
Потомок, пусть внебрачный, но Геракла!
И Квинт, вроде как по-дружески, размашисто хлопнул его рукой по спине. Басе-лид вскрикнул от боли и дугой выгнулся назад.
