Русские дети | страница 29



– Они узнали, что я колдун, и прогнали из деревни.

– Ты – колдун?!. Ну и как же ты это делаешь?

– Чего?

– Ну, колдуешь…

– Я не знаю, просто когда чего-нибудь захочу, то оно и выходит. Ну, могу, чтобы осенью, там, цветы какие зацвели. Или чтобы стая птиц прилетела и осталась ночевать, где я захочу. Или чтобы ветер прилетел и повалил сухое дерево. Светлячков люблю…

– А покажи нам, мальчик, чего-нибудь.

– Не могу я просто так, дяденьки. Получается, только когда захочу… Вначале хотели убить, а потом просто прогнали.

– Да что же ты им такое сделал-то, что они так с тобой?..

– А я им ничего и не делал. Это они про меня всё сами придумали. У кого что случится, то, значит, я виноват, наколдовал. Корова, там, помрёт, дом сгорит – всё я. Я-то не знал, что молчать надо, что не надо им говорить, что я умею.

– Ну, ладно – эти идиоты, алкаши, но родители-то?! Мать что же?!

– А мамка стала говорить, что я так делаю, что сестра Жанка замуж выйти не может. И что Серёжка – он младше меня был – под трактор попал. Ты, говорят, погубил.

Мальчик заплакал и сквозь слёзы, всхлипывая, по-детски стал тянуться словами ко взрослым, как бы пытаясь вытащить из сердца непомерную для ребёнка занозу безжалобья.

– А я не могу плохого, я могу только просто так, чтобы… чтобы красиво было и чтобы мне от этого радость… А они не верят. Били долго, теперь одно ухо не слышит… Я не могу плохо, дяденьки…

Всё это было непереносимо. Особенно для сердец, покрытых непрочной защитной плёнкой университетской размеренности, которая сразу же стала отколупываться, а под ней – нетренированное, не знающее что и как, могущее адекватно реагировать лишь во время гражданских панихид.

– Да что же это такое, мальчик, творится-то… – даже ошалело рванулись налить ему. Однако мальчик, ещё не отвыкший от деревенского уклада, выпил, поблагодарил и успокоился.

– Ну вот и ладно, вот и хорошо, – поглаживал парнишку по плечу доцент в очках с толстыми стёклами. – Вот и ладно.

– Есть-то хочешь?

– Угу. – И принял из рук в руки разогретую на костре и вспоротую охотничьим ножом банку тушёнки.

– А что же ты тут ешь?

Мальчик глотал, потом говорил два-три слова и снова жадно глотал:

– Грибы собираю… ягоды, рыбу… ловлю, силки… ставлю – птицы, петлёй… зайца иногда получается…

– Да ведь зима скоро, как же ты тут?

– А я землянку вырыл, огонь жгу.

– А спички-то? Откуда?

– Ну, я когда замерзну, то очень хочется огня. И он зажигается.

– Ах да… Но ведь, наверно, скучно? Хотел бы опять в деревню?