– Приехали, – мрачно сказал водитель.
И он вышел, не попрощавшись. Нет, он вдохнул полной грудью свежий ночной костромской воздух, он раскинул руки, он запрокинул голову в небо и обернулся, чтобы сказать «спасибо». Но и водителя, и «мерса» давно уже след простыл.
Здравствуй, Антонио!
Наконец-то я получила твоё письмо. За последние дни это самая хорошая новость.
Вчера я попала в аварию, редакционная машина всмятку, а мы с водителем и фотографом почти не пострадали.
С каждым днём мне всё труднее дышать без тебя. Как будто воздух в Костроме стал твёрдым.
Измени что-нибудь в этом глупом мире.
Целую (хочется написать «вечно»).
Твоя Лё.
Вокруг Антона плыли созвездия не то машин, не то окрестных домов, не то каких-то фонарей, и все они кружились вокруг него спиралью, ввинчивая его внутрь, впуская его в свою тайну, и он чувствовал ветер, который обжигал его щёки, и холод, который был отсветом звёзд, и голос, который звал его.
Это был её голос. Голос внутри космической спирали вселенной. Он звал его откуда-то изнутри, вначале совсем тихо, затем чуть громче, затем он почувствовал прикосновение.
– Тони, – сказал голос. – Милый мой…
– Ты? Где ты? Где?
Он повернулся вокруг своей оси, точнее, это смерч повернул его, и он увидел её лицо, совсем рядом, будто бы наяву, и он обрадовался и подумал, что это ветер перенёс его прямо к ней, или её к нему, и они теперь будут вместе кружиться среди звёзд в ночном танце, как мотыльки, пока не прибьются к огромному злому ночному огню и не сгорят в нём, потому что все в нём сгорают, все мотыльки, для того и придуман огонь, и жизнь мотылька – это только поиск огня.
– Здравствуй… наконец-то! – сказала она и ткнулась в него холодным носом.
Привет, Антон!
Пишет тебе Маша по просьбе Лё. После аварии ей сделали неудачную операцию.
Я была у неё вчера. Она просила тебе передать, что очень скучает, шлёт огромный привет и целует.
А сегодня она умерла…
Вот, кажется, и всё, поручение выполнила…
Пока.
И тут кто-то выключил свет.
