Я упорно пытался разозлить его. В его первый день здесь он просто посмотрел на меня так, словно я был ниже него. Маленькие глазки Стефана, и линии, которые испещряли его лоб, были неподвижны. У него была личность чертового бумажного мешка – твердая и безвкусная.
Я мог поспорить, что если когда-нибудь стал бы его начальником, он, наверняка, от меня сбежал бы. Я понимал, что он был на работе и очень серьезно к ней относился, но... не было даже намека на малейшую улыбку.
Казалось, будто дворецкий даже не знал, как она выглядела. Будто он не человек.
За эти годы у нас было несколько лакеев и горничных. Этим людям платили, чтобы они находились здесь и исполняли все капризы моей семьи. Жизнь была скучна, я ничего никогда не делал и всегда находился под пристальным взглядом незнакомцев.
Я привык к ним, но я ненавидел их каждую секунду.
Плюхнувшись лицом вниз на свою королевских размеров кровать, я почувствовал, как мне на спину упала огромная стена из подушек. Ворча себе под нос, я сбросил их на пол.
Я никогда не понимал смысл декоративных подушек, и сколько бы я ни жаловался, горничные постоянно складывали их на постель.
Это было смешно; все для галочки и никакой функциональности.
На самом деле, серьезно, для чего они были?
Один раз, я выразил против них протест. Мне было двенадцать, когда я разорвал подушку в клочья, и перья разлетелись вокруг, усыпав всю комнату. Это был сплошной адский беспорядок для горничных, они вычищали их из всех отверстий в течение недели. Я был уверен, что после этого подушки исчезнут, и они исчезли?
Не-а. На следующий день на моей кровати их было в два раза больше. Можно было с уверенностью сказать, что я ненавидел подушки.
Я знал, что это странный пунктик – презирать подушки. Но если бы ваша жизнь была хоть немного наполнена возможностью выбирать, что для вас предпочтительней, то подушки стали бы большим делом.
Когда я опустился на матрас, то мысли о Куппер опустились в мой желудок как тяжелая пища. Ее кожа была как крем, который мне хотелось слизать, а ноги выглядели бесконечными, и я желал, чтобы они крепко обвивались вокруг меня.
Она не собиралась легко сдаваться, но и я не планировал позволить ей уйти.
Мое время было на исходе, мне придется это сделать, сделать наследника, чтобы оставить в истории свой след. Я пытался уговорить маму переубедить отца, но она утверждала, что у нее были связаны руки; она ничего не могла сделать.
Если мама пойдет против воли отца, то он и ее оставит ни с чем. У них был договор – брачный контракт, из-за которого я находился между двух огней. Моя мама забеременела мной, когда была молода. Это не входило в планы отца, никакой ребенок не должен был встать на его пути к карьере. Но вот он – я, одинокий сын, в корпоративном мире. Казалось, словно я был частью его работы, частью его дела. Мой отец относился ко мне, как к чертовому объекту торговли, сколько я себя помнил.
