Кружась в танце по зале и глазея на молоденьких и полных надежд девушек, он рассуждал о неизбежности того, что всем им придется разочароваться в жизни — что всем им придется столкнуться с предательством.
— Я знаю, что вы не можете не согласиться со мной, мисс Хейвуд, ведь наши поэты всегда знали это — прекрасный пол более бесстрашен. Она — женщина — такая дерзкая и пылкая! — Здесь он пустился в размышления: — И славный лорд Байрон понимал это лучше, чем кто-либо еще, не так ли, когда говорил: «Женщина, милая женщина! Ты моя надежда, мое утешение, моя все!» Дорогая леди, я тоже в силу своих скромных способностей часто думаю над вопросом, который задают себе мужчины вот уже много поколений: кто может объяснить ту власть, которую имеет над нами женщина? — Он продолжал, пристально глядя ей в глаза: — И все равно, как замечательно увидел поэт все ужасающие последствия этого, только подумайте! Не та ли самая отважная героиня, которую столь трогательно описал нам Голдсмит, та леди, чья любовь не знает границ, потом унижается до глупостей, после чего вынуждена, увы, вечно нести ношу своей страсти?
Последнее великолепное замечание пролило новый свет на образ сэра Эдварда. Вот здесь, перед Шарлоттой, собственной персоной стоял человек чувства! И все-таки, наблюдая за мученическим выражением, появившимся на его лице, Шарлотта не могла отделаться от мысли о том, что оно прекрасно соответствует его самонадеянному поведению!
Мисс Хейвуд не могла позволить себе роскошь рассмеяться, но, должно быть, ее намерение не осталось незамеченным. Она нашла спасение только в том, что, когда на краткий миг в танце они разлучились, она сумела прийти в себя и вернулась к нему, исполненная самого серьезного внимания.
— Примите мои поздравления, сэр, — высказалась она. — Ваше замечательное умение видеть во всем поэзию делает вам честь. А ваши мысли свидетельствуют об эрудиции — но в этом я уже имела возможность убедиться во время нашей последней встречи. Что до нашего наслаждения, которое мы получаем от движения, — вы очень чувствительны. Танец дарует нам такой душевный подъем, что разве можно не думать о нем как о самом совершенстве, и даже о собственной поэзии музыки?
Он широко улыбнулся, окрыленный ее словами, и собрался было продолжать в том же духе. Но Шарлотта сразу же пресекла эту попытку.
— Но, позвольте заметить, я не могу не удивляться вашей трогательной заботе, сэр Эдвард, о собравшихся здесь леди. Охотно аплодируя вашим сантиментам, я все же полагаю, что эти леди вовсе не озабочены мыслями об ожидающем их унынии и печали. Молодые девушки, да чтобы философствовать? Перестаньте, дорогой сэр, вы не можете всерьез говорить об этом. Я сама сомневаюсь в том, что меня очень беспокоит мое будущее.
