— За продуктом придется ехать, — говорю я.
— Пожалуй, не обойдешься, — подтверждает Мироныч.
— Ивану Миронычу ехать, он один дорогу знает, — советует Ванька.
— И думать тут нечего. Завтра же брать коня и с Яшухою ехать, — это опять Демьян Никитич настаивает, — работу сорвем — на прииске засмеют. Мы, ребятушки, честью своей дорожим. Мы не с ветру люди, — разошелся старик.
Вспомнили тут и про договор, и про золото на аэроплан. Мать честная! Почесали мы затылки. По-горняцкому присудили — ставить на карту все! Где крестом, где пестом, а добыть на месяц хлеба.
У меня за конторой маленечко было — тут же доверенность выдал. У Ивана Мироныча кольцо обручальное отыскалось. А Ванюха письмо написал: юбку продай, только выручи, родная!
Наметили все будто и хорошо, да подсекло нас утро.
Поздно кончаем мы день. Плохой попался участок, опасный.
Между шестым и седьмым огнивом. Дерево гниль, а сверху течь. Палец, как в масло, в столб уходит — чего же еще говорить! Не крепление, а бумага.
Иные стойки сплошь грибом обросли. Потолочная крепь опустилась, в зеленых да в белых пятнах от сырости. Бородой висит с потолка паутина плесени. И все время — капель. Послушаешь — тишина. А в ней только ровно капли звонят — кап да кап!
Постоишь-постоишь, да и вздрогнешь. Не то от того, что озноб по тебе сырой побежал, не то от того, что жутко стало...
Помаялись мы до седьмого пота. Старые стойки долой, новые подставляем. И все на-чеку. Тут немного не обережешься и сам пропадешь, и товарищей задавишь. Измотались вконец! Добираемся до стана, едим, что там было, и скорее спать!
Но тут вспоминаем, что утром ребятам ехать надо. А конь у нас — Васька — настоящая таежная лошадь. Пускаем его всегда свободно, всю ночь он по лесу бродит и корм себе ищет.
Чуткий, сторожкий, что твой марал! И если чего-нибудь испугается, со всех ног, бывало, на табор примчится под нашу защиту. Но один у него недостаток — далеко уходит.
Ищешь-ищешь его по тайге, и с ног собьешься. А найдет на него каприз — и поймать не дается, такой ведь идол!
Сейчас с устатку решаем мы спутать коня. Чтобы ходил он тут же и утром завтра его не искать. На грех и Васька рядом случился.
Надел я путы, брякнулся на подстилку — и снова не помню. Всю ночь я так отдыхал, и вдруг, как хватят меня сапогом под бок!
Продираю глаза, наземь сажусь — ничего не умею понять! На дворе светло. Краснеет заря. И носится по балагану Дементий Никитич, крушит на очаге посуду и пинками народ поднимает.
