Утро большого дня | страница 10
В юности Хвощ беспризорничал. Прошел все стадии воровского дела от мелкого карманника до бандита.
Человек с бородавкой захохотал, открывая гнилые зубы.
— И мне она не нужна, и штольня, и бригада!
— Тебе нужна твоя мельница. Успокойся, мельницу отняли. Хоть ты и кокнул какого-то чудака!
Лицо бригадира дернулось, одутловатые щеки затряслись, он длинно выругался.
— Завизжал? — сказал Хвощ и щипнул свой подбритый ус. — Я вот мельницы не имел, так по-моему штольня — неплохо! Без прокислых людей, конечно!
К ним подошел Кунцов. Бригадир моментально выпятил грудь и скинул шапку. Лицо его выразило почтительность. Кунцов хотел было рассердиться.
— Свинья какая! — подумал он. — Я поставил его бригадиром, а он...
Но тут заметил лежавшего Хвоща и поперхнулся. Хвощ поднялся не торопясь, шевельнул голым пальцем из протоптанною ботинка и сказал с усмешечкой:
— Лично изволили обещать за ударную работу. Работешка сделана, а ботиночек нет. Как бы ускорить?
И подмигнул! Кунцов вскипел. Он действительно обещал Хвощу новые обутки. И забыл. А тут, пожалуйста, напоминание, да в такой еще форме!
— Всех вас надо отсюда погнать!
— Дело хозяйское! — ответил Хвощ и, без стеснения, сел.
Кунцов сделал вид, что не слышал и прошел в штрек. Здесь его лампа осветила черную нору под потолком. Она была накрест забита досками и плесень успела окутать дерево. Кунцов позабыл заключенных и долго стоял перед этим входом в беду, как он искренно называл четвертую лаву.
У Марины были длинные и пушистые ресницы. Из-за сетки ресниц она умела шаловливо косить глазами. Хороша была и в тревоге, когда бледная напряженность чеканила ее лицо. А когда широко открывала глаза, то уж радовалась на весь мир — так мною в глазах было восторга и смеха.
И не мало ребят, засмотревшись на девушку, после грустили весенней и казалось бы беспричинной грустью.
— Здравствуй, комиссия! — наутро сказал Фролов, увидев геологичку, подходившую к лаве. Они состояли в одной комсомольской ячейке.
— Петя, я очень волнуюсь. Никто еще не собрался?
Вдали показались лампочки.
— Петечка, дорогой, не оставляй меня одну с Кунцовым.
— А ну его к бесу, — проворчал Фролов.
— Эх! — вырвалось у Кунцова, когда Роговицкий отбил закрывавшую печку доски. Вход в четвертую лаву открылся.
Кунцову было очень не по себе. И ему льстила репутация смелого человека! А сейчас, перед этой девушкой предстояло унизиться, сделаться трусом или же доказать недоказуемое! Потому что внешним осмотром немыслимо было раскрыть угрозу этого места.