– Что-то он на половца не похож, – пробормотал Сорока, вместе с другим воином поднимая монгола и ставя его на колени.
– Потому что он не из половецких степей. Это монгол, Сорока!
– Монгол? – опешил дружинник и хлопнул себя по лбу ладонью. – Из тех самых, что ли?
– Да, Сорока, вот он один из воронов, что прилетел нашу землю когтями драть, кровь нашу пить.
Монгол крутил головой, никак не мог прийти в себя и понять, где он оказался. Большой кровоподтек на бритом затылке говорил о хорошем ударе. Бросив разглядывать пленника, Коловрат махнул рукой и повернулся к половцу. Перед ним со стянутыми за спиной руками стоял воин лет двадцати с глазами пройдохи. Он кривил губы и смотрел заискивающе то на воеводу, то на других подходивших дружинников.
– Как тебя зовут? – потребовал ответа Коловрат, сверля взглядом половца.
Но пленник только отрицательно качал головой и криво усмехался, морщась от боли в ушибленной голове и затекших от кожаных ремней руках.
– Аль ты меня не понимаешь? – сделал изумленное лицо Коловрат. – Ты из дальних степей сюда прискакал, совсем нашего языка не понимаешь?
Пленник продолжал крутить головой и молчал. Коловрат чувствовал, что внутри у него начинает закипать злость. «Эх, Никон, – подумал он, – что ты знаешь о грехах, которые меня одолевают. А ведь без злости на войне никак нельзя. Тебя так любой враг одолеет, потому что злость добавляет силы, решительности, а когда надо, то и безрассудной храбрости».
– Значит, по-хорошему не понимаешь, – проговорил Коловрат сквозь зубы и выразительно посмотрел на Сороку.
Дружинник понимающе кивнул, ленивой походкой подошел к пленнику и положил ему руку на плечо. Половец беспокойно обернулся, а Сорока резким движением согнул его пополам, вытягивая в сторону правую руку пленника. Еще миг безуспешного сопротивления, и половец уже лежал на земле, придавленный коленом русича, а его рука лежала кистью на пне. Сорока разжал судорожно сжатый кулак пленника, медленно вытянул из ножен саблю и положил холодную сталь на большой палец половца.
– Рубить? – деловито спросил Сорока воеводу.
– Руби, – громко велел Коловрат, но погрозил Сороке пальцем, чтобы тот не усердствовал.
Дружинник кивнул с усмешкой, мол, понимаю. Дело известное, не впервой. Было видно, что половецкий воин весь напрягся на земле, его била дрожь, но он хотел выглядеть мужественным. Коловрат хорошо знал, что вот такой неспешный разговор перед пыткой или казнью помогает лишить самообладания даже самого мужественного человека. А вот если кричать, хватать его, тащить, бить, поносить, оскорблять весь его род, то можно по частям его резать, а он будет в ответ тебе проклятия кричать и ничего не расскажет. Страх в человеке надо разбудить, животный, древний страх. Он должен сменить в нем ярость и ненависть к тебе. А со страхом жить трудно. И умирать тоже.
