В одной только Москве сосредоточены десятки тысяч эмигрантов из Азании. Некоторые из них – политические, считающие себя настоящими коммунистами, в отличие от. Тем не менее, единственная действенная программа, в которой они сходятся, когда прекращают хоть на миг сектантскую грызню, – это гениальная идея стукнуть ненавистного диктатора атомной бомбой по темечку и ввести международное внешнее управление страной. Каким образом предлагается убедить без малого восемьсот миллионов человек в благотворности этого пути – никто толком не понимает, кажется. По этой же причине никто не соглашается и на полноценную блокаду, бьющую всегда по простым трудящимся.
– Впрочем, с самим стариком войнушки, возможно, удастся избежать. Зато когда он, наконец, ласты склеит – тогда и начнется самое интересное. Там ведь строится обычный капитализм, только под вывеской «национальной демократии». Новые элиты станут рвать страну на следующий же день, и тут без вмешательства не обойтись, надо будет вводить миллионный контингент, чтобы предотвратить новую резню. А кто у нас готов к такому повороту? Коммуны к этому готовы? Партия готова? А молодежь, которой на себя придется брать основную тяжесть войны, молодежь готова?
Я молчала, поскольку пока не услышала ничего, выходящего за рамки стандартного алармизма. Тухловатая наживка, признаться.
– Но еще интереснее получится, если им там удастся сохранить преемственность власти и единство страны. Потому что капитализм – это империализм. А империализм – это расширение влияния, расширение рынков сбыта, подчинение более слабых соседей. И тоже война, что характерно. Их армия – это не только красивая форма и парады. У них на сегодня лучшие в мире сухопутные войска. Пока мы занимались экспериментами со всеобщим вооружением, азанийцы создавали кастовую профессиональную военную верхушку. Пока наши дети брезгуют оружием, они в школах учат, что власть во всем мире должна принадлежать черным…
– Знаешь, я это слышала еще до революции от нашего учителя истории. Ну, про черных, которые хотят поработить Европу и Россию. Когда я пыталась протестовать, меня выставляли за дверь, а вслед он говорил нечто типа «знает кошка, чье мясо съела». У тебя как-то очень похоже получается…
– Расскажи это Найджелу Осипову, которого я из-под завала в Острогожске достал, – Матрос даже побелел от злости. – Который меня братом два года называл. Который у меня на руках умер. Расскажи, какой я расист и ксенофоб.
