– Там только рогоносцы бывают счастливы! – отвечал шут, чтоб сказать что-нибудь.
– А коли так, – подхватила жена, – ручаюсь, что нам хороший лот выйдет!
Рассерженный д’Акоста в ту же минуту схватил злую бабу за косы и оттаскал ее за непрошенное остроумие.
Несправедливый упрек
Однако же билет в лотерею д’Акоста взял, но ничего не выиграл.
Когда он сказал об этом жене, то она, осердившись, стала его бранить, приговаривая: «Уж и видно, что прямой дурак! даже в лотерею-то не сумел выиграть!»
Ошибочный ответ
Д’Акоста хвастался перед князем Меншиковым, что был приглашен на обед к князю Ромодановскому и рассказывал какие подавались кушанья. Название последнего блюда он никак не мог припомнить.
– Да не желели, дурак? – спросил князь.
– Нисколько не жалели, ваша светлость, – отвечал шут. – Напротив, когда я похвалил это блюдо, то его княжеское сиятельство приказал подать его мне еше раз и велел наложить целую тарелку.122
Аккуратный должник
Д’Акоста, не смотря на свою скупость, был много должен и, лежа на смертном одре, сказал духовнику:
– Прошу Бога продлить мою жизнь хоть на то время, пока выплачу долги.
Духовник, принимая это за правду, отвечал:
– Желание зело похвальное. Надейся, что Господь его услышит и авось либо исполнит.
– Ежелиб Господь и впрямь явил такую милость, – шепнул д’Акоста одному из находившихся тут же своих друзей, – то я бы никогда не умер.
Недолгое горе
Жена д’Акосты часто слыхала от мужа, что кофей служит ему главным утешением в печали. Поэтому, как только умер муж, закричала: «Дайте поскорее кофею! ах я несчастная, несчастная!» Ей подали чашку этого напитка, она выпила его и тотчас же стала по-прежнему весела.
Завещание д’Акосты
По смерти д’Акосты, в его бумагах оказался лист, исписанный им своеручно. Тут прочитали – следующее:
«День приближается, в который я уже не буду господин моему имению и с досадою увижу, что я семена свои для других посеял. Скоро, скоро, скоро пойму ясно, что все, считаемое моим, было не собственное, а земное. Час придет, и кто знает сколь скоро, когда я ближайшим моим буду причиною страха, печали и плача. Каково будет моему сердцу, когда моя вдова, мои сироты, сродники и друзья, став около моего одра, то о себе, то обо мне плакать начнут? Каково мне тогда будет, когда врач от меня скрывать, а поп мне возвещать смерть станут? Что я думать буду, когда мне объявят, что я уже должен от всех веселостей сего света отказаться – и только помышлять о вечности?
