Деревянные, обитые железом ворота музея Клюни тоже были заперты. На пороге сидел, как обычно, персональный клошар Леона, которому он утром, как обычно, уже положил в шляпу монету. Леон приветственно поднял руку и хотел пройти мимо, но тут клошар воскликнул:
– Месьё Лё Галль! Пожалуйста, месьё Лё Галль!
Леон удивился. То, что клошар знал его имя, было непривычно и против правил игры; то, что он заговорил с ним, да ещё и кричал вдогонку, было просто неслыханно. Леон недовольно повернулся на каблуках и подошёл к нему. Клошар с трудом поднялся на ноги и сорвал с головы кепку.
– Пожалуйста, простите за назойливость, месьё Лё Галль, я задержу вас только на одну минуту.
– В чём дело?
– Я обнаглел, но что делать, нужда…
– Я же вам сегодня утром уже давал, вы не помните?
– Да именно поэтому, месьё, я прошу вас о снисхождении и позволил себе вежливо спросить у вас…
– Чего вы хотите, говорите прямо, давайте не будем терять время.
– Вы правы, месьё, время поджимает. Короче, я хотел спросить: завтра утром вы опять дадите мне пятьдесят сантимов?
– Что за вопрос!
– А послезавтра?
– Вы для меня не пустое место, но вы заходите слишком далеко. Может, вы пьяны?
– А на следующей неделе, месьё? Я и на следующей неделе, и весь месяц буду получать от вас ежедневно по пятьдесят сантимов?
– Ну, хватит, что вы себе позволяете! – Леон чувствовал себя осмеянным в своём надёжном добродушии и повернулся, чтобы уйти.
– Месьё Лё Галль, пожалуйста, ещё одну секунду! Я понимаю, насколько я беззастенчив, но если бы не нужда.
– Да в чём же дело, говорите уже.
– Ну как, ведь нацисты уже здесь.
– Я видел.
– Тогда вы наверняка знаете, что они сделали с нашим братом в Германии.
Леон кивнул.
– Вот видите, месьё Лё Галль, мне надо уехать, я не могу здесь оставаться.
– И куда же вы хотите уехать?
– На автовокзал Жорес, оттуда автобусы идут в Марсель и Бордо.
– И что?
– Если вы дадите мне ссуду из тех монет, которые вы предполагали дать мне в ближайшее время…
– Но это же… как долго вы собираетесь там пробыть?
– Как знать? Боюсь, что война продлится долго. Три года, а то и четыре.
– И на всё это время ты хочешь иметь свои ежедневные пятьдесят сантимов?
Клошар улыбнулся и поднял плечи, прося о снисхождении.
– Четыре года умножить на двести рабочих дней, это будет восемьсот раз по пятьдесят сантимов.
– Как скажете, месьё Лё Галль. Разумеется, меня бы спасла и гораздо меньшая сумма.
Леон потёр затылок, надул губы и внимательно разглядывал кончики своих башмаков. Потом он сказал, словно самому себе:
