– И всё равно ты будешь её искать.
– Нет, не буду.
– Когда-нибудь будешь. Ты не сможешь жить, не зная наверняка.
– Мне достаточно того, что я знаю, – возразил он. – Более точные сведения мне не нужны. Я не бегаю за женщинами, ты же знаешь.
– Потому что ты женат на мне?
– Потому что я твой муж, а ты моя жена.
– Ты не хочешь поступать неправильно, это делает тебе честь, Леон. И всё-таки этот вопрос будет тебя мучить, пока ты не докопаешься до ответа. Я не хочу на это смотреть, а главное, я не хочу, чтобы это сказывалось на мне. Ты должен разыскать эту девушку, это я тебе приказываю.
На следующее утро по дороге на работу Леон боролся со своим желанием проехаться наудачу туда и сюда на метро. На площади Сен-Мишель он сдался и спустился под землю, под чугунное литьё светильников в стиле модерн. В следующие часы кого он только не видел под землёй – людей всех возрастов и всякого роста обоего пола, любых цветов кожи, да пару собак и кошку в клетке из ивовых прутьев и даже крестьянина с печальными собачьими жёлтыми глазами и двумя живыми овцами – как видно, он оставил свою телегу в Порт-де-Шатильон и теперь ехал к рынку на метро. Но девушку с зелёными глазами он не видел.
Никто не заметил, что он опоздал на работу. Химическая лаборатория Судебной полиции находилась на пятом этаже на Набережной Орфевр гораздо выше комиссариата, в котором круглые сутки было много крика, плача и ругательств. В отделе Леона, наоборот, царила тишина. Пахло здесь не мокрыми дождевиками полицейских и не пóтом страха допрашиваемых, не пивом и не кислой капустой, не сэндвичами и сигаретами репортёров, которые ждали новостей в вестибюле; здесь пахло хлором, жавелевой водой, эфиром и ацетоном. В лаборатории было много латуни, стекла и красного дерева, а сотрудники в белых халатах работали тихо и сосредоточенно под шипение газовых горелок Бунзена.
Все они ступали неслышно и разговаривали шёпотом, и если какой-нибудь неловкий практикант стучал двумя коническими колбами или мензурками, коллеги сердито хмурили брови. Здесь начальники обращались к своим подчинённым на «вы» и свои приказы отдавали в вежливой вопросительной форме, кофе каждый готовил себе сам, и никому не пришло бы в голову вообще заметить опоздание коллеги.
Минуло десять лет с тех пор, как Леон попал в центр связи Судебной полиции, который располагался двумя этажами ниже лаборатории и этажом выше комиссариата. В первые недели ему трудно было соответствовать своей функции телеграфиста, потому что здесь принимались во внимание только результаты, и ему не удавалось прикрыть свою некомпетентность ни красивой формой железнодорожника, ни красным перронным флажком. С первого же часа работы стало безоговорочно очевидным, что азбукой Морзе он не владеет, и ему пришлось оправдываться перед начальством смутными намёками на долгий перерыв в работе вследствие военной службы и продолжительного выздоровления после ранения на фронте; один раз он даже задрал рубашку и показал свои пулевые раны.
