– Папочка, милый мой, хороший, ну так уж получилось, так всё само сложилось, и я даже счастлива, что именно так, а не по-другому. Мы с ним взрослые люди, и мы точно знаем, чего в жизни хотим. Прежде всего, сам он, Павел Сергеевич, ну и я, конечно, тоже. Хотя… не дам себе соврать, он всё же первый и всегда им будет, и для меня и вообще. Это тоже правда, папа. – Она подвинула к себе тарелку. – Кстати, мы сегодня есть будем или как? – И сунула в рот половинку редиски. – А то улетит твоя суженая, или как её… суджа, ты сказал?
Адольф Иванович пребывал в задумчивости, теребя в руках салфетку. Что-то, чему он не мог, как ни пытался, противиться, подталкивало, подсказывало ему продолжить задавать дочери эти незастольные и не слишком своевременные вопросы. Нечто изнутри, где обитала его больная и горькая сердцевина, словно запрятанный в это же самое место чёрт, пробивалось наружу, желая затеять никому не нужный конфуз, ненавистный всему его устройству. Тем не менее, он продолжил, так и не приступив к еде:
– Взрослые, ты сказала? А сколько ему лет, кстати говоря, Павлу Сергеичу твоему? Он что, настолько старше, что ты его, я смотрю, и по имени-отчеству величаешь, и сама же первым для себя назначила?
Она откусила от сырного ломтя и зажмурилась от удовольствия. Была уже крепкая ночь, степная, казахстанская. Почти что бессветный вечер, тянувшийся всё то время, пока она, миновав городскую черту, добиралась до отца, медленно перетёк в уже довольно светлую ночь, вытащившую вслед за собой в чёрное небо месяц, но тут же округлившую его до размеров круглобокой ночной планеты слабо жёлтого колера. Эту их карагандинскую луну Женьке, сидящей лицом к незашторенному окну, было отлично видно, и она отметила про себя, дожевав сыр и подцепив вилкой другой такой же ломоть, насколько это всё же удивительное дело – красота природы, и как ей невыразимо жаль того, что случилось с папиными картинами. Она указала отцу глазами на окно, призывая разделить её восторг от явления в небе луны, и весело отозвалась вопросом в ответ на интерес к её будущему мужу.
– Смотри, красота какая за окном, папуль, просто Куинджи да и только. Не пробовал писать прямо отсюда? Довольно удобно, согласись, всё на месте, всё готово, ставь треногу и вперёд. – Он молчал, ждал продолжения. Что ж, она продолжила, была к тому готова. – Сколько лет? Ну, он постарше, конечно, не стану этого скрывать, пап. Но он совершенно чудесный человек, умница, невероятно увлечён своей работой. Больше ничего сказать про него не могу, прости, пожалуйста, просто не имею права, ты же всё понимаешь.
