– О боже! – воскликнула она. – Вот это вид!
Она стояла и говорила, будто перед публикой.
«Я не публика, – хотелось сказать мне. – Это просто я, Сесе, твоя подруга с детства».
Я позвонила Рэю, а затем вернулась к Джоан на балкон.
– Мы здесь не останемся, – заявила она. – Идем на улицу, только мы, вдвоем. В «Maxim’s».
По возвращении домой я позвонила Рэю. Прижав телефон к уху, я стояла у барной стойки, пока Джоан переодевалась в своей комнате. Я была все еще пьяна от выпитых бокалов вина из известного винного ассортимента «Maxim’s». Мне хотелось услышать голос Рэя. Я хотела провести с ним всю ночь. Мы не были вдвоем, как обещала Джоан; к концу вечера наш столик был окружен дюжиной каких-то людей.
– У нее хорошее настроение, – сказала я. – Думаю, она рада, что вернулась.
– А ты? – спросил он. – Кажется, тебя что-то удручает.
Вот что значит, когда тебя любят. Джоан была звездой весь вечер. Фарлоу и Мэри доедали ужин, когда мы зашли в ресторан; они немного засиделись, наблюдая, как Джоан общается с людьми, подходящими к нашему столику, и рассказывает им о том, что в Голливуде было весело, но не так, как в Хьюстоне. Но Рэя интересовала лишь я.
Джоан ничего для него не значила. Теперь звезда – я.
– Все неплохо, – сказала я, – но я думаю лишь о тебе.
Я не знаю, чего я ожидала. Возможно, извинения? Я пыталась убедить себя, что у Джоан были веские причины уехать.
Я представляла себе наш разговор – я буду обижена, немного злая, а Джоан скажет, что сожалеет, сильно сожалеет, а также объяснится. Расскажет мне причину своего отъезда и столь длительного отсутствия, чтобы я хоть как-то смогла ее понять. Но этого не случилось. По утрам Джоан проводила время в своей комнате, с книгами – кажется, в Лос-Анджелесе она приобрела привычку постоянно читать – затем, ближе к вечеру, она показывалась мне на глаза и с воодушевлением начинала носиться по Банке. Я не задавала вопросов. Я была рада, что она вернулась, и этого было достаточно.
Спустя несколько дней после возвращения она открыла дверь в свою спальню и пригласила меня войти. Книги аккуратной стопкой лежали на ее комоде.
– Поможешь мне одеться? – спросила она. – Идем прогуляемся.
На ней был бледно-розовый халат, и она попивала джин с мартини, ее, как выяснилось, любимый напиток. До отъезда у нее не было любимого напитка.
– В Голливуде, – сказала она рассеянно, – мы гуляли каждый вечер. Даже по воскресеньям. Мы так много веселились, Сесе. Я чувствовала, что живу.
