– Тебе принести зеркало? – спросила я.
Я думала, она заплачет, но она рассмеялась:
– Думаю, я увидела достаточно.
Я встала, но она затрясла головой:
– Останься.
Я сделала, что она попросила. В те дни я делала все, о чем она меня просила.
– Дни господствуют над годами, – сказала она. – Время быстро пролетит. Ты этого и не вспомнишь.
Я затрясла головой. Никогда не забуду.
Вернувшись к себе в комнату, я услышала незнакомый аккуратный стук в дверь – это был папа.
– Входи, – сказала я, и он, робко открыв дверь, зашел в комнату.
Я впервые за очень долгое время видела его в своей комнате. Или вообще за всю жизнь? Нет, конечно, когда-то он там бывал. Я смотрела на него и на свою комнату, все еще выкрашенную в разные оттенки розового, или, как говорила мама, в цвет розы, и украшенную небольшими интересностями: коллекцией шкатулок из монетного серебра, которую мама собирала с детства; пятью шкатулками из лиможского фарфора; фотографией Кэри Гранта, которую я вырезала из журнала и повесила на стену. Папа, увидев фото, облегченно вздохнул: это было подтверждением того, что его дочь – нормальная. Ей нравится Кэри Грант. Она без ума от актеров.
Суть в том, что папа совсем меня не знал. Да и как могло быть иначе? В прошлый раз, когда я его видела, он только начинал лысеть, а теперь был почти лысый.
Он стоял и чего-то ждал. Неожиданно для себя я почувствовала ту самую нежность, которую ощущала по отношению к мужчине, который был моим папой. Я никогда не злилась на него за то, что он нас бросил. Я понимала, почему ему хотелось сбежать и почему он не мог забрать меня. Дети принадлежат матерям.
– Сесилья, – сказал он, – ты в порядке?
Странный вопрос. Я-то в порядке, а вот мама – нет.
– В порядке, – сказала я и ощутила прилив гнева. Я опустила глаза на свой красивый маникюр, который мне сделала Джоан прошлым вечером. И снова подняла глаза. – Мне помогают, – добавила я. – Джоан. Иди.
– Иди говорит, твоя мама не принимает больше ничью помощь.
Я не ответила.
– Твоя мама умрет, Сесилья. Я думаю, скоро.
Мне хотелось, чтобы он ушел, убрался, исчез из нашей жизни. Естественно, я и сама понимала, что мама скоро умрет. Никто не говорил мне этого – в то время доктора не особо откровенничали с пациентами, а уж с девочками-подростками тем более, – но я же не идиотка. В больничной палате ей было бы еще хуже. Не было и надежды, что она выйдет из этого места здоровой женщиной.
– Я знаю, – сказала я.
– Что ж, – произнес он после длинной паузы, – тебе нужно что-нибудь от меня?
