На трудных дорогах войны. В борьбе за Севастополь и Кавказ | страница 42
Я не помню случая, чтобы он как умный человек оставлял в силе свое приказание, которое, как говорят, не лезет ни в какие флотские ворота. Мне служить с ним было очень тяжело, мы с величайшем трудом, с частыми уступками с моей стороны, как младшего (конечно, не по принципиальным вопросам, не в ущерб делу). И все равно наши отношения были сложными. У меня и самого характерец, я вам доложу. Иногда я терял контроль над собой. Наши отношения в будущем настолько обострятся, что комфлот в интересах дела сочтет за благо, с разрешения наркома, разлучить нас, с назначением меня помощником наштафлота. Но это будет потом. А сейчас и в последующем я руководствовался святым воинским законом: воспитывай себя, побуждай себя считать приказы начальника непогрешимыми и неоспоримыми, но… с одним поправочным коэффициентом на особое место начальника любого штаба в военной иерархии, которое дает ему право по оперативным вопросам – за которые он несет равную с командиром ответственность – выдвигать свои предложения, отстаивать и добиваться их принятия, ибо они плод коллективного разума штаба, и, если требуется, вступать с командиром в творческий спор, пока не принято решение.
Во всех оперативных делах голос штаба должен звучать на полную, уверенно, с опорой на науку и грамотные расчеты. Если, конечно, этот голос хотят подавать, и если при этом есть мысли, и если есть гражданское мужество – не бояться потерять пост из-за расхождений с командиром. Если же не так, то начштаба может подвести своего командира своим поддакиванием ему, поддерживая ошибочность в целях поддержания добрых отношений, и этим погубить дело, которому вы оба клялись честно служить, становясь на многотрудную военную стезю.
Но подавать смелый голос, ходить к командиру на доклад и тем более выступать перед своим командиром и нижестоящими командирами с предложениями на бой надлежит во всеоружии, с картами, таблицами, схемами, с папками, полными всевозможных расчетов. И неплохо перед этим начальнику штаба пообщаться с командиром, устранить разночтения, чтобы на докладе предложений штаба и при принятии решения на бой, операцию в присутствии подчиненных командиров и своего штаба и политотдела все видели единство командира и начштаба, может, достигнутое за закрытыми дверями ценой длительных и мучительных творческих обсуждений сложных оперативных вопросов, связанных с жизнью многих тысяч воинов.
А сейчас, узнав от оперативного дежурного базы (ОД базы), что уже часть флотских сил начинает движение из Севастополя к нам, я счел нужным попросить командира немедленно обсудить наши дела. Памятуя наказ наштафлота Елисеева, я доложил его и мои соображения по размещению флота в базе и просил дать мне установку. Командир ответил, что все это во многом совпадает с указанием комфлота, который побывал здесь позавчера, но есть и расхождения, открытым остался вопрос о пункте базирования линкора. Командир приказал мне до исхода суток доложить предложения штаба с планом и схемами размещения кораблей в портах базы, а расквартирование тыла флота он берет на себя. Это последнее дало потом пищу корабельным острословам пустить шутку: у ворот порта проходит меридиан, к востоку – Куманин, а к западу – Деревянко. Что в некоторой степени отражало действительность. Хотя я должен быть объективным и сказать, что генерал должен понимать, что если он не станет немедленно более глубоко осваивать сложности на стыке суши и моря и глубоко вникать в вопросы базирования крупных сил флота, то быть ущербу делу, а ему в личном плане, неприятностям перед начальством. Понимая его затруднения, я как мог помогал ему освоить сложности флотских дел, да и сам он нет-нет да и попросит разъяснить ему иные морские замысловатости. Все мы шли ему навстречу в интересах дела.