Казаки, кому не лень, подтянулись к огромному яркому костру, – жгли сухие камыши, – вокруг которого слаживалась песня.
– Нехай Васька запевает, а мы потихоньку приставать будем… – весело командовал кто-то. – Ну, Васька!..
И вот на краю бездонных песчаных пустынь, за которыми вставала бледная и огромная луна, над спящим морем, среди красно-золотых дворцов огня, полился чистый, звенящий тенор Васьки:
А у нас-то было, братцы, на тихом Дону…
Ивашка Черноярец – он всю дорогу был что-то скучен – строго поднял обе руки и еще не совсем уверенно вступил хор:
Породился удал добрый молодец
По имени Стенька Разин и Тимофеевич…
И, когда вслушалась голытьба как следует в простой и широкий напев новорожденной песни, все больше и больше стало вступать в хор голосов. И разрослась песня, и полилась, и заворожила:
Во казачий круг Степанушка не хаживал,
Со старыми казаками думы не думывал.
Ходил-гулял Степанушка во царев кабак,
Он думал крепку думушку с голытьбою:
Судари вы, братцы, голь кабацкая,
Поедем мы, братцы, на сине море гулять,
Разобьем, братцы, басурмански кораблики,
Заберем мы казны сколько хочется!..
– Ай-да Васяга!.. Молодца… – послышались довольные голоса. – А ну еще раз, ребятушки, чтоб покрепче затвердить… Зачинай опять, Васька…
– Стой!.. – остановил вдруг певцов атаман. – За такую песню надо попотчевать… Удружил Васька…
Он выступил к костру с бочонком водки под мышкой и, налив чарку, сам поднесь ее Ваське первому. Тот был смущен и доволен и, хватив чарку, молодцевато сплюнул в сторону, тряхнул золотыми кудрями и проговорил:
– Вот благодарим покорно…
Среди шуток и смеха чарка пошла по кругу.
– А ну, Васька, запевай…
И снова над воровским табором, на грани пустыни и моря, залился, зазвенъл удивительный Васькин тенор:
А у нас-то было, братцы, на тихом Дону…
Степан, потупившись, слушал. Песня эта была для него откровением: она впервые сказала ему о его уже большой силе. В эти мгновения он горделиво чувствовал, что не его несут волны судьбы, а он ведет за собой этих людей, всю их жизнь, он кует их и свою судьбу, что он сам – судьба… И было горделиво на душе, и был он слегка растроган и чуть слышно, но с большим чувством он подтягивал:
Уж вы, судари мои, братцы, голь кабацкая…
В поход выступили поздно, с таким расчетом, чтобы подойти к Яицкому городку – он лежал у самого моря, на правом берегу Яика, – затемно. Степан приказал своей флотилии спрятаться поглуше в камышах, а сам, когда ободняло, с тремя казаками подошел к городским воротам. Крепостца с ее маленьким, в четыреста человек, гарнизоном жила с великим береженьем, всегда начеку: вокруг по степи кочевали враждебные калмыки, и всегда угрожала опасность от какой-нибудь заблудившейся шайки воров, которые на Каспии никогда не переводились.
