У Николы-на-Столпах был престол. За позднюю обедню ждали великого государя: богомольный царь всегда старался отстоять обедню там, где был храмовой праздник, а тут это тем более было нужно, что это был приход его любимца, Артамона Сергеича Матвеева. На паперти в ожидании царя стояли в дорогих становых шубах и собольих шапках Артамон Сергеич и «глубокий дворских обхождений проникатель» И.М. Языков, тоже прихожанин к Николе, думный дворянин, высокий, статный, с небольшой золотистой бородкой и несколько презрительным выражением молодого лица. Он хорошо знал языки и часто езжал в посольствах за границу, а потому по части тонкого обхождения никто не мог сравняться с ним. Поодаль толпился народ. В Артамоне Сергеиче москвитяне чтили не только собинного дружка царева, но и очень мягкого и обходительного человека, который не заносился…
– Как бы не задержался государь… – сказал Артамон Сергеич. – Вчера вечером, сказывали, государыня Марья Ильинишна занемогла что-то…
– Государь известил бы… – сказал Языков и слегка улыбнулся. – А болезнь великой государыни известна: блинков в субботу покушала… С ней частенько это случается. Присылали ко мне чаю попросить. Я, говорю, с превеликим удовольствием, ну только чай в таких болезнях не помогает: лучше-де маленько попоститься. Ну, все же отпустил им чаю. А потом, сказывали, чуть не бунт наверху произошел: какой-то из верховых старцев поведал великому государю, что делается-де чай из змеиного жиру да костей собачьих и потому-де уж не губи царицу-матушку зелием окаянным. Государь забеспокоился и крестового попа запросил: гоже ли, де? Ну, тот ничего, благословил: травка-де Божье создание…
Артамону Сергеичу не нравился несколько насмешливый тон Языкова, а кроме того, Языков тянул руку Милославских, и надо было быть с ним начеку. И он переменил разговор.
– А вчера государь письмо из Киева, от Лазаря Барановича получил… – сказал он. – Радуется Лазарь, что потихоньку Русь привыкает к иноземцам, что даже сам синклит-де пресветлого царского величества польского языка не гнушается, но чтут книги ляцкие в сладость…
– Да… – заметил Языков. – Многие уже стали заводить политес с манеру польского. Да и пора, Артамон Сергеич: такие обломы, смотреть просто совестно! Вот, помню, недавно отправляли меня посольством в Париж. Ну, выдали все грамоты, как полагается, травами пышно изукрашенные, титул государев весь, полностью и с распространенным богословием выписан, поминки любительские к двору французскому передали, а потом, по обычаю, дьяк Посолького Приказа наставление мне, послу, читать стал: дорогой-де безобразить никак не моги, домов не грабь, говори речи вежливые, разумным поступком, а боле-де всего не упивайся… А потом высморкался эдак двумя перстами да как об пол шлепнет… Чуть я со смеху не покатился, право слово!.. Такие обломы, упаси, Господи…
