Уазмон остановил среди дороги коня и ждал, чтобы Норич почтительно объехал его.
Молодой человек, смущенный неожиданностью, но вспыхнув от досады, не останавливаясь, двинулся мимо Уазмона.
В одно мгновение на глазах у нескольких человек солдат и офицеров у казарм произошла дикая стычка. Хлыст мушкетера, просвистав два раза по воздуху, сшиб с головы капрала шляпу и перерезал шею около уха. В то же мгновение Норич схватил оскорбителя за ворот, хотел стащить на землю с седла, но не удержался на лошади и, свалясь, повис на враге, держа его окостеневшими от гнева руками. Мушкетер, задыхаясь и чувствуя, как рвется его дорогой колет, хлестнул лошадь. Конь взвился на дыбы, но Алексей не выпустил из рук всадника. Уазмон, конечно, не усидел, и оба врага покатились на землю в пыльную дорогу. Подбежавшие на помощь товарищи тотчас заступились за Норича. Смущенный и потерявшийся Уазмон в одно мгновение обнажил шпагу, но десять таких же обнаженных шпаг явились у его лица.
– Стойте! – закричал Уазмон. – Я должен объяснить вам.
– Нечего тут объяснять! – вскрикнул вне себя Алексей. – Оставьте меня, товарищи. Я один справлюсь с ним.
В первый раз в жизни Алексей чувствовал, что разум помутился в нем, что он в это мгновение способен только на одно: немедленно умертвить своего оскорбителя или быть убитым.
– Вы оба сумасшедшие! Вы себя губите бессмысленно!
– Здесь улица… За это суд, как за убийство! – раздались голоса.
– Здесь нельзя… Стойте! – крикнул и Уазмон.
– Все равно мне… Становитесь! Защищайтесь! – кричал Алексей, нападая на врага. – Берегите улицу от патруля! – прибавил он, обращаясь к товарищам.
– Я не хочу быть осужден за убийство! – кричал Уазмон.
– Нет. Здесь. Сейчас… Защищайтесь!
Но в это мгновение двое из офицеров, товарищи Алексея, бросились между соперниками и ловкими ударами выбили у него шпагу из рук.
– Вы с ума сошли! – сказал один из них. – Разве можно драться у самых казарм. Вы хотите, чтобы ваш поединок сочли разбоем или злодеянием и чтобы тот, кто останется в живых, был посажен в крепость. Расходитесь немедленно! А нынче же вечером мы сойдемся в более удобном, условленном месте!
Норич стоял безмолвный и все еще задыхался от душившего его гнева. Уазмон, более спокойный, согласился и заявил, что вечером, в восемь часов, он будет со своим секундантом в Пре-о-Клерк, местности, где постоянно происходили все дуэли.
Когда Уазмон удалился, товарищи обступили своего сослуживца, которого все любили, и стали допытываться причины этого явного, умышленного оскорбления.
