– Позволит ли господин своему слуге добавить к сказанному? – спросил всем своим видом выражавший понимание своей вины Набонид. – Дело не только в молодом царевиче, но и в его матери тоже.
– Ты о ком? – сразу озлобился Амель-Мардук. – Об этой египетской суке? О дерзкой развратнице, перебравшей всех молодцов из своей стражи?
– Эти слухи преувеличены, господин. Я бы даже назвал их сплетнями. Да, царица порой позволяет себе недостойные ее титула утехи. Да, начальника ее охраны порой видали входящим в ее спальню, но это и хорошо. Это хорошая управа на нее. Но я о другом, великий царь. Не пора ли подготовку к войне поставить на более серьезную основу, чем беседы за пиршественным столом?
– Что ты хочешь этим сказать? – насупился Амель.
– Нитокрис – дочь прежнего фараона Априя, то есть особа царского рода. Нынешний узурпатор трона страны Мусри крайне озабочен установлением родства с царской семьей, поэтому он обязательно откликнется на приветственное письмо царской дочери, когда-то отданной в жены правителю Вавилона. Возможно, с помощью этой переписки нам будет легче договориться с птицеголовыми. Царь Лидии Крез ждет, когда же Вавилон очнется, поднимет голову, расправит плечи и перейдет от слов к делу.
Амель задумался.
– Ты предлагаешь посвятить нильскую крокодилицу в наши планы?
– У нас нет выбора, господин.
– Значит, ты предлагаешь переселить ее в Вавилон? В мой дворец?
– В Вавилон – да, господин. Пусть она поселится в летнем дворце.
– А что! – вскинул брови царь. – Это мне нравится. Мне не придется с ней встречаться, и она всегда будет поблизости, а ее щенок постоянно будет под надзором.
– Господин, вам придется проявить милость к Нитокрис и выказать ей свое уважение.
– То есть посетить ее после переезда в летний дворец.
– Ваша мысль, господин, опережает мои слова.
– Ха! – хохотнул Амель-Мардук, потом внезапно осекся и, бросив взгляд на слепого Седекию, строго добавил:
– Хорошо, я подумаю. Но в любом случае не будем спешить с переездом этого ублюдка Валтасара во дворец.
В Борсиппу Набонид отправился в пятнадцатый день месяца абу. В попутчики взял с собой Нур-Сина. Выехали утром и после полудня, следуя вдоль канала Нар, добрались до города, где обитал бог Набу, чье святилище, именуемое Эзидой, всю дорогу смутно вырисовывалось на горизонте. Сначала расплывчатым, опаленным солнечным светом, огромным бугром; затем, когда повозка одолела половину пути и солнце, накатисто одолев склон небосвода, переместилось к полудню, – ступени башни очертились ясно, насытились цветами, совпадающими с порядком ярусов Этеменанки. В конце пути, в самую жару, когда Набонид, всю дорогу расспрашивавший Нур-Сина об отце и Рахиме – какие весточки от них доходят, где квартируют, как ведут себя предатели-иври? – перешел к разговору о величии Вавилона, Эзида засияла величественно, в тон так и не потерявшей своих очертаний, оставшейся позади вавилонской башни.
