Лицо Набонида приобрело неприятное выражение. Уголки рта опустились, лицо застыло.
– Как видишь, мы многое знаем друг о друге. Тебе должно быть известно, что значит проклятие, наложенное стариками.
Набонид замедленно кивнул.
– Может, Иезекииль, – продолжил Даниил, – потому и произнес анафему, чтобы тебе и сильным в Вавилоне стало ясно – у нас обратного хода нет. Мой народ лучше, чем кто бы то ни было, знает, чем грозят прихоти недалекого, отягощенного грехами, озабоченного лишь сохранением собственной власти правителя. Мы сделали выбор. Разве не так? Ты ненавидишь нас – за что? За то, что молимся своему Богу? Но каждый народ имеет своих богов, и ты не испытываешь к ним ненависти. Тебя раздражает, что наш Бог – един? Но и для тебя это не тайна. Мне ли напоминать тебе, что в окружении Навуходоносора все было пропитано предощущением Бога? Мне ли указывать тебе на Бел-Ибни, чьим учеником ты считаешь себя? Вспомни составленную им молитву, которую хотели утвердить как государственную:
Нинурта – это Мардук мотыги;
Забаба – это Мардук рукопашной схватки;
Эллиль – это Мардук царственности и света;
Набу – это Мардук счета;
Шамаш – это Мардук справедливости;
Адад – Мардук дождей…[47]
Он замолчал. Набонид пристально, с нескрываемой издевкой глянул на него.
– Что же ты не договариваешь? Почему умолчал о Сине – Мардуке, осветителе ночи?
– Не хотел тревожить тебя, гневить тебя.
Вновь наступила тишина.
– Ладно, – наконец выговорил Набонид. – Седекия действительно опасен. Не мне, – он вальяжно отмахнулся. – Против меня у него руки коротки, однако государству он может причинить немало бед.
– Может, тебе самому поговорить с ним? – предложил Даниил.
– Тщетные потуги, – откликнулся Набонид. – Он никогда мне не поверит. Он знает, что именно я настоял на том, чтобы ослепить его и лишить потомков мужского пола. Набузардан лишь исполнял приказ. Тебе, впрочем, он тоже не доверяет, но послужить ему некоторое время полезно. Что он говорил насчет царевича Валтасара?
– Его следует приблизить к трону и воспитывать под приглядом царя.
– Ты тоже так считаешь?
– Я не знаю. Поступки Валтасара меня смущают. Он дерзкий, не по годам буйный мальчишка. У него горячая кровь, так ли он послушен, как мерещится Седекии, не могу сказать.
– Хорошо, я сам займусь Валтасаром. Навещу Нитокрис, но это после того, как ты подкинешь нашему великому государю мысль о том, что лучший способ добиться расположения Амасиса – это осыпать милостями дочь египетского фараона и вести переписку от ее имени. Может быть, это единственный способ завязать отношения с этим мужланом на древнем троне царства Мусри. Пусть Седекия напророчествует, что это – мудрое решение. А войну мы начнем и, скорее всего, это будет война с Мидией.
