* * *
Сразу после разговора с Седекией Даниил поспешил на канал Хубур, где были размещены выселенные из Иудеи пленники. За эти десятилетия болотистая местность в междуречье Тигра и Евфрата обрела райские черты, насытилась благополучием и красотами. Куда ни глянь, повсюду ровные ряды финиковых пальм, очерчивающих границы полей. Кое-где на возвышенностях густели зрелые и обильные яблоневым цветом сады.
Улицы в поселках обрели стройность, дома величественность. Все постройки были возведены из обожженного кирпича, изготовлением которого продолжали заниматься потомки переселенцев. Самому Даниилу здесь жить не пришлось. Его, как и многих других грамотных малолеток из иври, сразу отдали в специальные школы, где мальчиков обучили клинописи, делопроизводству и многим другим наукам, необходимым писцам, после чего разбросали по канцеляриям.
Конечно, чужих детей не очень-то жаловали, за каждую провинность старший брат, то есть учитель в эддубе, безжалостно лупил палкой по спине, но то была участь всех школьников. Местным тоже доставалось, и вот теперь по дороге на Хубур, ему в голову пришел простенький вопрос, а желает ли он, Даниил, называемый по-местному Балату-шариуцур, возвратиться в Землю обетованную, дарованную им Господом.
Это был трудный, неподъемный вопрос. Он, в общем-то, никогда не задумывался о том времени, когда распахнутся Небесные Врата и иври, вольные, отъевшиеся на местных хлебах, вновь отправятся в дикий край, где вновь примутся возводить Храм, резать друг друга, трястись от страха, ожидая очередного нашествия, плодиться и размножаться. Через века вновь среди них появится какой-нибудь Седекия, вновь исход, вновь долгое ожидание сбора, возвращение – и вновь служение Господу. Это был какой-то порочный круг. Нет, он не роптал – он служил своему народу, а это был нелегкий удел. Вспомнились трое друзей, отказавшиеся оскверняться пищей из мяса животных, приносимых в жертву идолам и сожженных в огненной печи. Вспомнился гнев Навуходоносора и милость его, когда Даниилу удалось разгадать сон, тревоживший царя. Вавилон катился к закату – это было ясно, стоило только взглянуть на наследников великого Кудурру. Все равно эти места были милы его сердцу. Бросить их, бежать от безумного, свихнувшегося на утерянной царственности и земных благах Седекии казалось не менее греховным поступком, чем и отказ от завета.
Трудная работа для мысли. Стоило по этому поводу посоветоваться с мудрым Иезекиилем. И, конечно, со старейшинами. Они должны знать о новой угрозе народу.
